Эдвард Радзинский - Триллер в век мушкетеров. Железная маска

Как любил говаривать граф Сен-Жермен, «старые безумцы еще безумней безумцев молодых…». Король, сгоравший (как всегда) от страсти, готов был отдать что угодно за вожделенную ночь. Генрих написал знаменитую бумагу: «Мы, Генрих IV, Божьей милостью король Франции и Наварры, клянемся перед Богом и заверяем честным королевским словом…» Он клялся в случае беременности подруги сделать ее законной женой и королевой Франции.

И свершилось! О желанная ночь! Генрих овладел наконец возлюбленной… чтобы вскоре попасть в труднейшее положение.

Именно в это время разоренная войнами казна, интересы страны потребовали выгодного династического брака. Об этом постоянно твердили королю министры. И вдруг наметилась великолепная партия.

Мария Медичи, тосканская принцесса из хорошо знакомого Генриху рода, была готова вступить в брак и пополнить опустошенную казну Франции. Она могла принести приданое, невиданное в истории браков французских королей, и прощение всех долгов Франции семейству Медичи.

Когда королю показали портрет пышной тосканской принцессы, солнце привычно разгорелось в королевской крови… Так что теперь Генрих писал длиннейшие нежные любовные послания одновременно обеим – любовнице и невесте.

Накануне выгоднейшего (и столь желанного) брака Генриетта объявила королю, что она беременна.

Но отказаться от брака с Марией Медичи Генрих не мог и не хотел. Какова была ярость Генриетты, когда она узнала!.. Никакими деньгами и посулами нельзя было заставить ее отдать бумагу с королевским словом. Осыпаемый проклятьями Генриетты, нарушив священную клятву, Генрих женился на Марии Медичи.

Мария быстро исполнила мечту короля и его соратников – родила Генриху наконец-то законного сына. К незаконным детям (граф Сен-Жермен считал, что их было 12) король прибавил 6 законных.

Но страсти продолжали повелевать…

Мария после родов сильно растолстела. Ее длинный фамильный нос, бесформенное располневшее тело, увы, уже не пленяли. Остались лишь фамильные умные глаза Медичи – но, к сожалению, навыкате… Теперь все чаще эти глаза были в слезах.

Ибо солнце непрестанно пылало в груди короля, и три десятка возлюбленных придется вынести новой королеве…

Вначале Мария закатывала сцены любовницам, осыпала оскорблениями, толстуха даже пускала в ход свои крепкие кулаки.

Но, к радости короля, она постепенно-постепенно… и привыкла к его изменам, и перестала закатывать скандалы возлюбленным. Более того, стала покровительствовать некоторым из них. Генрих узнал, что у нее появился любовник, что очень устроило весельчака-короля. Ибо позволило желанное – перестать посещать постылую спальню супруги.

В это время Генрих собрался на очередную войну. На этот раз с могущественной Австрией. Снаряжалась армия, и гусиные перья его министров приготовились перекроить европейскую карту.

И тогда Мария потребовала, чтобы он позаботился о троне и детях.

– Все в руках Всевышнего! И на войне как на войне!

На случай его гибели она должна стать королевой-регентшей при дофине Людовике… Чтобы вечно мятежные принцы крови не пытались захватить престол. Но для этого она должна быть коронована.

Генрих согласился. Марию короновали в соборе Сен-Дени.

Но уже на следующий день… уехать в армию ее мужу не пришлось. Короля оставили в Париже навсегда.

Здесь месье Антуан прервал монолог и, как всегда, с изумлением несколько секунд смотрел на меня. Наконец будто вспомнил причину моего присутствия и сказал:

– Я вас предупредил: у меня нет более сил отправить вас ТУДА… Но я вам расскажу… я часто вижу эту картину… – Тяжелые веки месье Антуана закрыли глаза, он медленно заговорил:

– Середина мая, страшная жара в Париже. Уезжая на войну, король должен посетить Арсенал – осмотреть новые орудия.

Карета, украшенная лилиями Бурбонов, катит по улице Железных рядов – узкой, извилистой нищей улице. По бокам кареты скачут королевские гвардейцы. На переднем сиденье – толстая женщина с двумя мальчиками. Королева Мария с детьми – дофином, будущим Людовиком XIII, и младшим Гастоном…

Король Генрих сидит на заднем сиденье… торчит его игривая бородка. Рядом – худощавый, в камзоле с золотым позументом, любимый обер-егермейстер герцог де Монбазон с точно такой же бородкой… Беспощадное солнце заставило короля спустить кожи на окнах… они заменяли тогда стекла.

Карета подъезжает к перекрестку. На солнцепеке рыжий детина с всклокоченной бородой… переминается с ноги на ногу, чего-то ждет. Навстречу королевской карете из маленькой улочки на перекресток выезжает огромный воз, груженный сеном… Воз перегородил дорогу королевской карете. Она остановилась. И моментально на колесо мимо оторопевших гвардейцев вскочил рыжий детина. Считаные секунды – и его голова, подняв кожу, просунулась в окно, и уже длиннющая рука с кинжалом бьет в грудь короля…

– Боже мой, – хрипит король.

Но герцог де Монбазон удара не видит, в этот миг он возмущенно кричит на возницу. Услышав вскрик короля, повернулся к Генриху, спросил:

– Что, Ваше Величество?

В это время вновь просунулась рука с кинжалом. Детина наносит второй удар… третий… Король откинулся на сиденье, кровь хлынула горлом… Крики… Кричат герцог… жена… дети… Король недвижимый сидит в карете… Убийцу схватили, бьют пришедшие в себя гвардейцы… Но тот и не пытается бежать, лишь защищается руками от ударов…

Так погиб этот веселый и умный женолюб-король. Как сказал ехавший с ним в карете его любимец герцог Монбазон: «Бог дал ему все, кроме смерти в своей постели».

Герцог де Монбазон, свидетель смерти короля Генриха, и был отцом той самой герцогини де Шеврез.

Месье Антуан остановился, помолчал, потом продолжил равнодушным тоном лектора:

– У короля было много врагов, и до этого было восемнадцать неудачных покушений; почти все покушавшиеся были четвертованы.

Удачливым убийцей оказался простолюдин по имени Франсуа Равальяк, фанатик-католик… Которому кто-тo внушал, что король Генрих – тайный протестант, сменивший веру только ради власти, что он готовит войну с папой и завоевание мира протестантами… И которого кто-то предупредил о поездке короля в Арсенал. Кто внушал? Кто предупредил? Протестанты, ненавидевшие короля за то, что стал католиком, католики, подозревавшие, что он остался протестантом, или королева, уставшая от измен Генриха и сама мечтавшая о власти? Или ее тогдашний любовник? Или аристократы, недовольные усилением королевской власти? Или кто-то из брошенных любовниц, так и не простивших короля? Или… Всегда найдется много «или»… у кого много врагов. Нужен лишь один безумный, который поменяет ход Истории… Сколько их было и будет!