Сергей Кремлев - Великий Сталин

Впереди были тридцать лет борьбы и труда, названных ещё при жизни Сталина эпохой Сталина. Но, возможно, при определённом развитии событий она могла бы стать эпохой, например, Троцкого?

Нет и ещё раз нет! Любой вариант, кроме сталинского, был для России проигрышным.

Если бы Россия не стала Советской, то она оказалась бы полуколонией Запада сразу же после окончания Первой мировой войны. Это ответ на вопрос: «Что было бы, если бы Россия стала в 1917 году не Советской, а буржуазной парламентской республикой или конституционной монархией?»

А что было бы, если бы после смерти Ленина во главе Советской России оказался не Сталин, а его главный оппонент Троцкий?

В 1918 году Троцкий и Сталин смотрели на развитие событий примерно одинаково. Оба они: один – изысканно, по-барски, другой – просто, по-мужицки, работали для мировой социалистической республики. Новой России отводилась в ней роль передового отряда. Роль почётная, да не очень-то штабная.

Впрочем, Троцкий при удачном развитии событий себя иначе чем в штабе мировых потрясений не мыслил. Он соглашался лишь на роль партийного «барина» – как когда-то Плеханов. Троцкий органически не был способен на жертвы, если речь шла о личных жертвах. Он охотно жертвовал другими – как политически, так и физически… Но собой… Такого не мог представить себе ни он, ни кто-либо из его окружения…

Сталин же был тем, что точно называли «солдат партии». Он знал, что каждый солдат носит в своём ранце маршальский жезл, но знал и то, что солдат должен быть готов лечь костьми в любую минуту, не дослужившись и до капрала. И, даже став уже «маршалом», Сталин сохранил в себе эту вечную готовность истинного солдата к жертве во имя долга, вплоть до жертвы своей жизнью.

Кончилась гражданская война, образовался в 1922 году СССР. Для Троцкого и большинства тогдашней большевистской элиты это означало лишь «мирную передышку» перед новыми мировыми боями.

Сталин же и его соратники слово «передышка» в такой формуле всё чаще и охотнее заменяли словом «строительство». С обязательным прибавлением – «социалистическое».

Вот по этой разнице и начали пролегать вначале трещины различных «оппозиций» и «уклонов», а потом – пропасть, разделяющая уже два противоположно различающихся мировоззрения.

Одно мировоззрение – сталинское, осознавшее: «Начинается Земля от советского Кремля». Это мироощущение формировалось как новый уровень самобытного русского чувства – уже свободного от первоначальной петровской наивности, от провинциального киреевского «славянофильства» и от кадетской, светящей отраженно-европейским светом, «милюковщины».

Русский монарх Александр Третий говорил хорошо: мол, у России есть лишь два надёжных союзника – «ея армия и флот». Однако на деле, а не на словах он вогнал Россию в гибельный для неё франко-русский союз, уже при его сыне преобразованный в ещё более гибельную для России тройственную Антанту.

Русский монарх Александр Третий оставил истории крылатую фразу: «Когда русский монарх удит рыбку, Европа может и подождать…» Но уже при его сыне – Николае Втором Кровавом Европа предоставляла русскому монарху право невозбранно избивать зубров и оленей в Беловежской пуще да стрелять ворон в Царском Селе, а к серьёзной европейской и мировой политике его не подпускала.

Генералиссимус Суворов не только делал всё с толком, но и говорил хорошо. Он говорил: «Где олень пройдёт, там русский солдат пройдёт. Где олень не пройдёт, и там русский солдат пройдёт!» Когда австрийский гофкригсрат (высший военный совет) решил отчеканить медаль в честь суворовского перехода через Альпы, Суворов в ответ на шутливый вопрос адъютанта – как он представляет себе такую медаль – ответил, что на аверсе медали изобразил бы русского солдата и написал: «Бог с нами!», а на реверсе (обратной стороне медали) он изобразил бы гофкригсрат и написал бы: «Бог с ними…»

Этими же чувствами и мыслями жил и Сталин – как великий патриот России. И такое мышление – даже само о том не зная – могло бы вести свой отсчёт от идей, например, выдающегося русского геополитика Данилевского. Первое издание его книги «Россия и Европа» вышло через год после рождения Ленина, а за два года до Октября Владимир Ильич в своих феноменально интересных «Тетрадях по империализму» (в тетради «ни») записал: «Данилевский доказывал, что России выгоден разгром Франции в интересах ссоры и вражды Франции и Германии для господства России».

Интересная всё-таки штука – история! Она протягивает тонкую нить от Николая Яковлевича Данилевского к внимательно читавшему его Ленину. А от Ленина, с его пониманием значения для России Германии, – к Сталину, уже с его пониманием значения Германии для нас, с его противодействием попыткам Троцкого и Радека поссорить Российское и Германское государства с начала 20-х годов.

Впрочем, я отвлёкся… Дело не в предтечах политики Сталина, а в сути дела! Впервые в своей истории новая, то есть сталинская, Россия не созерцала собственный пуп, как Россия боярская, не смотрела в прорубленное Петром окно на завидную европейскую жизнь, не подсматривала в замочную скважину парижских борделей…

Россия впервые посмотрелась в зеркало и… начала приводить себя в порядок.

Себя! И для себя!

Писаная, но только-только отмывающаяся от грязи красавица, она поглядывала то на людей, то – в зеркало, чтобы видеть там, опять-таки, себя.

Эта Россия все яснее сознавала свою красоту и верила в собственные судьбу и звезду.

Вот чем уже в первые годы своей самостоятельной политики был велик Сталин, вот чем он зарабатывал себе первое место в истории России – выработкой у русских чувства национальной полноценности! Лишь в России Сталина поэт мог сказать: «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока!» В том числе и поэтому Сталин уже после смерти этого поэта сказал: «Маяковский был и остаётся лучшим поэтом нашей пролетарской эпохи…»

Второе мировоззрение, пытавшееся после окончания гражданской войны утвердиться в России, было троцкистским. Враждебное первому, сталинскому, оно было пропитано неверием в самоценность России и в её личный творческий путь.

Наиболее ярким представителем такого мышления был даже не сам Троцкий, а его ближайший сподвижник Христиан Раковский – революционный космополит по всей своей биографии (он даже родился в Румынии). Фигура ныне почти забытая, а в двадцатые годы – знаменитая. Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел Украины, секретный эмиссар в Европе и собеседник основателя веймарской Германии Вальтера Ратенау в 1922 году, посол СССР в Англии в 1923–1924 годах, посол во Франции в 1925–1927 годах!