Рудольф Волтерс - Специалист в Сибири. Немецкий архитектор в сталинском СССР

Затем он считает:

Четыре профсоюзных собрания 40 %

Одно открытое партийное собрание. 20 %

Подписка на заем 10 %

Добровольные пожертвования:

а) на Красную армию 10 %

б) на бездомных детей 5 %

Действительно проделанная работа… 20 %

-

Все вместе 105 %

Он — ударник.

Ударник получает красное удостоверение, карточку ударника, может без очереди входить в трамвай и автобус и брать билеты в кино в окошечке для военных.

Если всюду снижались темпы производства, то делалось это в интересах того, кто особенно пострадал от кораблекрушения, — сельского хозяйства. Высшему руководству стало постепенно ясно, что если строительство промышленности и дальше пойдет в том же темпе, то однажды промышленность будет построена, а население вымрет.

Благодаря введению паспортной системы совхозы получили значительный приток рабочей силы, и предполагалось, что это приведет в новом году к удивительному увеличению производства хлеба. Для преодоления нехватки тракторов начали использовать все мыслимые средства. Все фабрики и мастерские, в которых имелись токарные станки, получили определенное число тракторов для ремонта. Эти трактора, частично русского происхождения, из Сталинграда и т. д., были неплохими. Я мог лично в этом убедиться, потому что один мой близкий знакомый в Новосибирске, хороший немецкий слесарь-инструментальщик, руководил на машиностроительном заводе ударной бригадой, занимавшейся ремонтом тракторов. Эта бригада за шесть недель должна была полностью перебрать 75 тракторов. Человеческий материал, которым располагал мой знакомый, был относительно плох. Из 25 членов бригады только трое были более или менее обученными слесарями. Но это было бы терпимо, если бы завод, до того занимавшийся ремонтом оборудования для золотодобывающих предприятий Сибири, располагал необходимыми запасными частями. Не хватало поршней, шатунов, моторов — всего того, что должно было доставляться с далеких машиностроительных фабрик, но или приходило поздно, или никогда не приходило.

По прошествии шести недель мой знакомый, который метался день и ночь, счастливо выполнил 20 % программы. Из 75 тракторов 15 были готовы к отправке в совхозы. Я прочел в одной сибирской газете, что мой друг с его 20-процентным выполнением плана был лучшим в Новосибирске. Со смешанными чувствами расстался он со своими 15 готовыми тракторами, радостный, что ремонт закончен, и печальный, потому что относительно приличные машины в совхозах опять попадут в плохие руки. Там было очень мало специалистов, умевших обращаться с тракторами, еще меньше механиков, которые могли бы заниматься ремонтом, и совсем не было запасных частей. Через короткое время малейшая поломка выводила трактор из строя на весь сезон. Очень часто причина была в масле — или его не было, или машины просто забывали смазывать; они стояли под дождем, ржавели. Очень немногие ими интересовались, а те, кто интересовались, мало что в них понимали. Крестьян, превращенных в принудительных рабочих, можно было заставить работать только жесточайшими методами.

Ужесточение режима в деревне в начале второй пятилетки не сможет уничтожить голод. И даже если в этом году действительно соберут больше зерна, то плоды этого будут только временными, парниковыми.

Сыпной тиф

Крысы. Эпидемия. Защитные мероприятия. Кто виноват?

Снежные бури ноября и декабря были позади, и наступила замечательная тихая сибирская зима. Температура падала, но ее колебания в январе были такими же значительными как и до того. Перепад в 20 градусов с одного дня на другой не был редкостью. Самыми большими перепады температур были именно в январе, когда в 9 часов но утрам я видел на градуснике цифры от -8 до -45. В конце февраля — начале марта погода установилась, и но утрам термометр показывал от -25 до -35 градусов. Постепенно я научился определять температуру по состоянию воздуха и в особенности носа. Если на отапливаемой лестнице я чувствовал, что волоски у меня в носу становятся твердыми и хрустящими, значит, снаружи было минимум -35 градусов. Но и этот сильный мороз был переносим, если он сопровождался абсолютным безветрием. Тогда на всем лежал глубокий туман, а дым из труб медленно поднимался вверх и долго держался, вращаясь, в вышине. Вечером прожектора и лампы на вокзале — во всем городе не было ни одного фонаря — указывали необычно прямыми, тонкими и длинными лучами на небо, ночью были слышны мельчайшие звуки, и снег тонко поскрипывал под сапогами. Когда солнце пробивалось сквозь туман, то оно было окружено светящейся короной, а с двух сторон на затянутом дымкой небе отражались еще два солнца. Такие очень холодные дни были самыми замечательными, и только изредка они прерывались резким юго-восточным ветрам, с которым было связано повышение температуры. Хотя при этом ветре становилось теплее, погода была гораздо неприятнее; ледяной ветер пробирался сквозь самые толстые шубы. Но такие дни были исключениями, и я всегда использовал безветренное и холодное время для санных поездок на территории моих поселков. Больший из спроектированных мной поселков лежал вне Новосибирска, до него можно было добраться часа за три на санях, запряженных двумя лошадьми.

Замечательные сибирские лошадки летели по Красному проспекту вниз к Оби и на разъезженной, в ямах и рытвинах, дороге поднималась снежная метель. Сани летели, скользили, опрокидывались, и на меня находил страх и ужас, когда мы встречали другие так же мчащиеся сани. Но всегда обходилось на волосок от столкновения, ни больше и ни меньше. Через Обь ехать мы не могли, там лежал глубокий снег и не было наезженного пути. Зимний вид Оби около Новосибирска был обычно ужасен. Весь мусор из города Новосибирска зимой просто вывозился на лед в одну единственную гигантскую кучу. Через два часа мы выезжали к устью речки Иня, и двигались дальше через лес и степь к территории поселка, окруженной изумительным хвойным лесом. Потом мы отогревались чаем, водкой и сигаретами в теплой каморке нашего прораба в одном из нескольких стандартных деревянных домиков.

Эти зимние поездки были прекрасными, и я повторял их так часто, как только мог.

В сильные холода центральное отопление наших жилых и служебных зданий функционировало лучше, было так тепло, что мы могли сидеть на работе и дома без верхней одежды. Время от времени, когда лопалась труба или не подвозили уголь, становилось хуже. Но мне посчастливилось работать в железнодорожном тресте, а наше управление получало уголь сразу после военных и ГПУ Поскольку наши дома были самые теплые, в них было больше всего крыс. Особенно большими массами крысы появлялись в бюро, где каждое утро организовывалась крысиная охота, при которой треугольники и линейки — принадлежавшие государству и поэтому, на взгляд товарищей не заслуживавшие заботы — швырялись во все углы.