Юрий Петров - Записки профессора

С 1960 г. я уже не работал над вычислительной техникой, но, чтобы не прерывать изложения, расскажу о дальнейшей судьбе нашей настольной вычислительной машины. В конце 1959 года у нашей группы на столе стоял уже исправно работающий макет машины, названный нами «Нева», и начались поиски завода, который бы принял машину к серийному изготовлению. Это оказалось очень не лёгким делом. Хорошо помню свой разговор с директором одного из заводов: «Нет, не возьмусь за освоение выпуска вашей машины. Она – слишком маленькая. Это – не «рапортоёмкая» продукция. Вот если бы машина была бы большая, а лучше – гигантская, тогда возможны премии и награды. А ваша машина – нет, она не «рапортоёмкая», наград не принесёт, я её не возьму».

Мы обратились к директору другого завода. Тот ответил подробнее и более обоснованно: «Я вообще не берусь никогда за освоение и выпуск новых машин. Ведь это – много работы и много риска. Ведь новая машина может «не пойти», может оказаться неудачной. Тогда мне будет нагоняй. А в лучшем случае, если машина окажется хорошей и удачной, то мне всё равно нужно затратить много труда, а что будет в результате? Мизерная премия от Министерства – и всё. Она далеко не окупит моих трудов. Теперь Вы понимаете, почему и я, и другие директора будем обеими руками отказываться от вашей машины».

Я спрашиваю директора: «А как же за рубежом? Ведь там охотно берутся за освоение и выпуск новых машин. Почему у нас всё наоборот? В чём причины?» Директор: «Причина простая. За рубежом если владелец фирмы или её исполнительный директор возьмутся за освоение новой машины и она окажется удачной, то и владелец, и директор получают огромные деньги, которые сразу переводят их в другое социальное состояние, и хватает им этих денег на много лет, а то и на всю жизнь. При таком крупном вознаграждении за освоение нового они готовы и потрудиться не жалея сил, и рискнуть. А у нас, в СССР, и труд и риск не вознаграждаются сколько-нибудь заметно, поэтому наши директора бегут от всего нового, как от чумы, и я бегу тоже».

Мне крепко запомнились эти слова; они хорошо объясняли и всё то, что происходило с новой техникой, с изобретениями в СССР, и объясняли прогрессирующее техническое отставание нашей страны, которе с годами постепенно усиливалось и привело потом к неизбежному кризису и развалу Советского Союза.

Но нам, изобретателям и разработчикам настольной машины «Нева», крупно повезло: как раз в это время в столице Литвы Вильнюсе был построен новый завод вычислительных машин, и он должен был что-то выпускать. Для нового завода освоение любой машины – и старой, и новой – было одинаково по трудности, и завод взялся за нашу «Неву», которую он скоро начал выпускать под своим фирменным названием «Вильнюс». Увидев успех завода в Вильнюсе, за выпуск машин взялся завод в г. Кирове, и он выпускал нашу «Неву» под названием «Вятка». Так что нашей группе помогло везение. Не будь его, наша машина могла остаться в чертежах. А благодаря везению (постройке в 1963 году нового, ещё не загруженного завода), наша машина начиная с 1964 года стала выпускаться сразу двумя заводами, по несколько тысяч в год. Работала она надёжно, потребители были довольны. Я всё чаще видел нашу машину в вычислительных центрах, в бухгалтериях, где она во многом облегчала труд вычислителей. От предложенного нами, разработчиками, названия «Нева» заводы отказались. Мы не возражали. Имя «Нева» нам нравилось больше, но приходилось уступить.

Запомнилось, как в один из дней 1969 года я зашёл в бухгалтерию института, где я работал. Нужно было проверить небольшую неувязку в начислении зарплаты, и я увидел, что зарплата мне вычисляется на нашей машине «Вильнюс». При мне бухгалтерша повторила расчёт, завертелись и щёлкнули колесики, выдали итоговую сумму зарплаты – и я убедился, что расчёт был верен. А когда бухгалтер узнала, что расчёты своему подопечному она производит на разработанной им машине, то преисполнилась ко мне великим почтением.

Однако время шло, появились интегральные схемы, табло на жидких кристаллах, и с ними появилась и возможность создать уже чисто электронные настольные, а потом уже и карманные машины, гораздо лучшие, чем наша, довольно быстро состарившаяся, старушка «Нева», переименованная в «Вильнюс». В 1974 году после 10 лет выпуска машина была снята с производства. Да, мы предчувствовали это, мы знали, что вычислительная техника быстро совершенствуется, и рассчитывали своей машине примерно 10 лет жизни. Думали, что она будет выпускаться с 1962 по 1973 год, реально она выпускалась с 1964 по 1974 год. Всего было выпущено 40 тысяч машин – это не плохо.

Между тем мой соавтор по созданию машины Николай Николаевич Поснов после снятия с поста директора Вычислительного центра и вынужденного отъезда из Ленинграда жил совсем небогато, и он начал хлопоты по получению авторского вознаграждения за наше широко используемое изобретение. Понятно, что каждая наша машина, заменяя более примитивные счётные средства, приносила существенную экономию. При 40 тысячах выпущенных машин экономия была многомиллионной, и мы, изобретатели, могли рассчитывать по закону об изобретениях на солидную сумму, но Министерство приборостроения платить отказалось. Пришлось обращаться в суд – сперва в районный, потом – в Московский городской, потом даже – в Верховный. Назначенная судом экспертиза тщательно подсчитала экономический эффект от нашего изобретения. Каждый год оно приносило более 800 тысяч рублей экономики. Всего за 10 лет использования машины мы принесли государству примерно 8 миллионов тогдашних рублей – эквивалент примерно десяти миллионов тогдашних долларов (в пересчёте на российские деньги 2009 года это примерно миллиард рублей). По закону об изобретениях мы имели право получить 18 тысяч рублей. Мы их не получили. Многие годы – с 1970 по 1975 гг. – тянулась судебная волокита. Она хорошо познакомила меня с нашим изобретательским правом и с нашей судебной системой. Я увидел, как легко при этой системе оставить изобретателя ни с чем, как мизерны и эфемерны его права. Не буду писать о судебных перипетиях подробно. В конце концов к науке это отношения не имеет, а я пишу прежде всего о науке. Отмечу лишь, что настойчивость наша не пропала совсем даром. Не желая выглядеть беспредельно скаредным, министерство приборостроения всё же выплатило нам 5 тысяч рублей на троих – на этом дело закончилось. Я был рад за своего бывшего руководителя, Николая Николаевича. Для него эти деньги были тогда очень и очень важны.

Шли годы. Появились не только настольные, но и карманные электронные калькуляторы. Я был немного знаком с их разработчиками. Как-то я спросил у них – а вот они, какое они вознаграждение получили за свои разработки? Увы, они не получили даже наших пяти тысяч. Они сказали мне, что не получили совсем ничего. Теперь понятно, почему заграничная вычислительная техника – американская и японская – так быстро обгоняет нашу.