Андрей Аникин - Адам Смит

Но как сложна и многообразна жизнь общества! Прежде чем что-то анализировать, от чего-то отвлекаться, надо все это просто описать, изобразить слушателям и читателям всю картину в целом!

Раздумье Смита было прервано знакомым именем, которое произнес оратор. Все оглянулись назад, где среди студентов сидел красный от смущения Джемс Уатт. Смит тоже обернулся, поймал взгляд Уатта и ободряюще улыбнулся ему.

В последний год дела Уатта слегка поправились. Он открыл с компаньоном лавку музыкальных инструментов и всяких металлических приспособлений на Солтмаркет, и торговля пошла неплохо. До этого он очень бедствовал, так как университет не платил ему постоянного жалованья, а заказы на ремонт или изготовление инструментов были редки. Не слишком энергичный, склонный к меланхолии, он совсем бы пал духом, если бы не Блэк, Смит и Робисон. От денег он категорически отказывался (вложенная в отцовском доме пуританская честность!), и помогать ему приходилось, устраивая выгодные заказы. Для Блэка, большого любителя музыки, читавшего ноты с листа, он сделал домашний органчик, а потом по протекции Смита и Блэка получил заказ от масонской ложи на большой орган.

Уатт изумлял профессоров своими способностями и трудолюбием. Он уже знал из математики и натуральной философии больше, чем любой самый блестящий студент. Несмотря на свой тяжелый труд, Джемс много читал и однажды даже показал Робисону свои собственные поэтические опыты. В клубе Симсона он давно стал полноправным собеседником.

Блэк кончил. Профессора, выступавшие после него, предлагали послать отчет о его открытии в Королевское общество и в иностранные академии. Дамы обмахивались веерами: на дворе было не по-весеннему жарко, но окна еще не открывали. Блэк, бледный больше обычного, утомленно ждал конца заседания, сидя рядом со Смитом.

На другой день обед в Андерстоне был праздничный. Собралось человек пятнадцать, включая лорда-провоста Кочрейна и нескольких его друзей из делового мира, хорошо знакомых Смиту.

Традиционное меню, состоявшее из одного «чикен-брота», крепкого куриного бульона с бобами, яйцом и специями, было дополнено на этот раз шотландским блюдом из рыбы в соусе, а вдобавок к кларету и элю на столе стояли бутылки виски и портвейна.

Черед полчаса джентльмены скинули кафтаны, а многие и камзолы, оставшись в одних рубашках. Сидевший во главе стола Симсон предложил снять и парики: в трактирной зале становилось жарко. Смит с удовольствием стянул парик и вытер платком мокрые от пота короткие светлые волосы.

После тостов за здоровье Блэка и за университет общий разговор склонился к политике.

Время было бурное. Только что взошедший на престол молодой король Георг III задумал вырваться из-под опеки парламента и правивших при покойном короле вигских министров. Он хотел не только царствовать, но и править. Любимец короля и его матери, шотландский граф Бьют взялся за это дело.

Осенью 1761 года кумир купцов и банкиров Питт (граф Чэтэм, отец молодого Питта, премьера в 80–90-х годах) вынужден был оставить пост премьер-министра, а Бьют занял его место и на все важные и доходные посты начал расставлять своих людей.

Буржуазия забила тревогу. Лондонское Сити, фабриканты Ланкашира, купцы Глазго почувствовали угрозу: их противники — крупные торийские землевладельцы, — стоявшие за спиной короля и Бьюта, перешли в открытое наступление. Бьют искусно использовал ситуацию — непопулярность затянувшейся войны с Францией и Австрией, развал партии вигов, ошибки Питта.

Но появление Бьюта и клики «королевских друзей» тревожило не только вигскую буржуазию. Оно означало волну политической реакции в стране, под угрозой оказалась сама британская свобода, а она была дорога глазговским профессорам разночинцам, детям торговцев, ремесленников, чиновников, сельских священников.

— Выходит, доктор, вы зря старались, сочиняя свой красноречивый адрес его величеству, — сказал лорд-провост, обращаясь к Смиту. — Королю не дает покоя пример его дяди Фридриха Прусского, нашего верного союзника, который глотает британские миллионы, как устриц. Он-то правит без парламента и, говорят, даже без министров. Сам себе и палата, и премьер, и генеральный штаб. Но нам это, пожалуй, не подойдет.

Смит молча кивнул головой и отмахнулся от облака, табачного дыма, который извергала трубка соседа.

— А что пишут ваши высокие друзья из Лондона? Ведь они теперь в силе при лорде Бьюте. Избавь нас господь от таких шотландцев, как его лордство!

Смит знал, кого имел в виду Кочрейн: Чарлза Таунсэнда, ставшего при Бьюте военным министром, и лорда Шелберна, старшего брата последнего из домашних учеников Смита. Шелберн летом прошлого года провел несколько недель в Глазго и увез брата.

— Я думаю, им теперь не до меня, — усмехнулся Смит. — И Таунсэнд и Шелберн сверх меры заняты интригами. Это я видел прошлой осенью, когда был в Лондоне и когда Питт еще сохранял остатки власти. Боюсь, что ничего хорошего от этих людей теперь не дождешься.

Блэк, улыбаясь одними глазами, сказал:

— Мне кажется, мой друг, вы были в прошлом году иного мнения о лорде Шелберне и даже проповедовали ему свою свободу торговли. Не странно ли столь быстрое разочарование?

Смит спокойно ответил:

— Должен признаться, доктор, что я ошибался. Вы более правильно оценили этого молодого человека. Вообще, Блэк, я начинаю вам недопустимо завидовать: вы делаете открытия, вас любят дамы, вы оцениваете человека за полчаса лучше, чем я за полгода. Кстати, чем больше я думаю о том, что вы говорили мне позавчера о характере Юма, тем более убеждаюсь, что вы опять правы.

Блэк отдал служанке почти нетронутую тарелку и сказал, глядя на Уатта, который, напротив, был усердно занят едой:

— Вы сильно преувеличиваете мои таланты, Смит. Лишь в одном случае я безусловно уверен в своем предсказании: вот этот молодой человек с хорошим аппетитом и с еще лучшей головой прославит Глазго. Тогда вспомните мои слова, Кочрейн. Цеховым старостам будет еще очень стыдно, что они плохо обошлись с ним.

Лорд-провост с любопытством и недоверием посмотрел на Уатта. Тот сидел красный как рак, дожевывая кусок. Смиту стало жаль Джемса и, чтобы отвлечь от него общее внимание, он заметил, продолжая разговор о политике:

— Как бы то ни было, Бьют не удержится, если Сити будет против него. Пусть заключает мир и уходит.

Это замечание вызвало длинный спор. Двое купцов, имевших большие интересы в Америке, были за продолжение войны до полного изгнания французов из Нового Света.

Когда один из них громко объявил об этом, Блэк шепнул Смиту:

— Вот из-за таких господ я теряю надежду увидеть отца. Я получил известие, что он очень плох.