Беар Гриллс - Грязь, пот и слезы

Каждый раз я говорил охраннику, что у меня назначена встреча с нею, и усаживался в фойе ждать.

И каждый раз мне вежливо объясняли, что человек под таким именем у них не работает и что мое имя не значится в списке для встречи.

Тогда я уходил и отправлялся к другому подъезду.

Наконец, после множества попыток, мне вдруг сказали, что мисс Дебора Мэлдивс сейчас ко мне спустится.

Я сразу растерялся. Тревожно ожидая ее в мраморном холле, я думал: «О боже, Беар, идиот, что ты наделал?»

Наконец по ту сторону вращающейся двери, оснащенной контрольным устройством, показался плотный коренастый мужчина, а вовсе не мисс Дебора Мэлдивс. Он поманил меня к себе, и дверь повернулась, впуская меня.

«Вот он, момент истины!» – подумал я и вошел.

Мистер (или миссис) Дебора Мэлдивс провел меня в комнату для переговоров и объяснил, что для поступления на работу в МИ-15 существуют соответствующие каналы и обход всех подъездов к ним не относится.

А потом вдруг улыбнулся.

Он сказал, что я проявил упорство и настойчивость, которые необходимы для работы в контрразведке, и предложил по окончании университета обратиться непосредственно к нему. Я взял его визитку, пожал ему (или ей) волосатую руку и смылся.

Во всяком случае, теперь у меня появился хоть какой-то стимул поступить в университет, подумал я.

Позднее я продолжал отправлять свои заявления в тщетной надежде, что меня все-таки примут.

Глава 33

Характеристика от руководства курсами морских десантников, где меня назвали слишком бесшабашным, подходит для многого, но почему-то университет счел ее неубедительной.

А поскольку оценки у меня были средними, то несколько университетов отказались меня принять.

Большинство моих друзей решили поступать в Бристольский университет. Но с моими оценками я имел такие же шансы попасть в число его студентов, как Дебора Мэлдивс стать королевой красоты. А мне страшно хотелось быть рядом с друзьями.

Наконец мне удалось поступить в Университет Западной Англии (УЗА), не такой серьезный, как Бристольский, на факультет современных языков. (Кстати, я добился этого только после того, как целый день просидел у кабинета заведующей приемной комиссии и выпросил у нее место для себя. Для меня это стало уже привычным способом. Что-что, а настойчивости мне было не занимать.)

Мне не разрешили изучать только испанский язык, который очень мне нравился, и навязали еще и немецкий. Припомнив знакомую красавицу Татьяну, которая была немкой, я решил, что немецкий язык так же прекрасен, как и она.

Боже, как же я заблуждался!

Он оказался невероятно трудным и стал для меня первым камнем преткновения в университетской учебе.

Зато я оказался в обществе моих друзей Эдди, Хьюго, Тракера, Чарли, Джима и Стэна, с которыми мы вместе снимали дом.

На самом деле это был старый заброшенный отель под названием «Брюнел». Расположенный в самом дешевом районе Бристоля, где по улицам расхаживали девушки по вызову и вразнос торговали наркотиками, в кругу наших друзей «Брюнел» очень быстро прославился как стан выпускников Итона, живущих в богемной нищете.

Я находил эту репутацию весьма лестной.

Мы завтракали на улице, курили трубки в халатах и по дороге на лекции, зажав учебники под мышкой, гонялись друг за другом по крутым холмам.

Днем и ночью к нам без приглашения заходили самые разные и странные люди, в том числе несколько бомжей, постоянно обитающих на нашей улице.

Один из них, Нейл, водил нас в дневные набеги на мусорные контейнеры позади местного супермаркета «Сейнсбери». Мы незаметно объезжали здание (насколько это было возможно в старом, пыхтящем «форде», битком набитом студентами). Один из нас выпрыгивал, перевешивался в контейнер и бросал в наши подставленные руки огромные куски семги и пакеты с булочками, все это с истекшим сроком хранения.

Пару раз в неделю мы ходили работать на кухне в центре для бездомных, что находился неподалеку от нас, и вскоре познакомились с огромным числом ярких личностей.

К сожалению, вскоре Нейл умер от передозировки наркотиков, и я подозреваю, что мало кто из тех бездомных дожил до сегодняшнего дня. Для нас, недавних выпускников школы, это было время формирования, когда мы дружно жили все вместе и делали первые самостоятельные шаги в жизни.

Помню самые яркие моменты нашей жизни в «Брюнеле» – например, к нам заходит мистер Айреси, наш хозяин, и застает меня в обнаженном виде, когда я малюю на стене своей спальни карикатуры, чтобы она выглядела более привлекательно и весело. Или Эдди с самым серьезным видом знакомит очередную красотку со своим способом маринования мяса в мойке, наполненной красным вином.

Помню, как мгновенно исчезали наши деньги, вскладчину собранные на хозяйство, и все по вине Хьюго с его обыкновением без конца устраивать обеды для изысканного общества, состоящего из его персоны и десятка новых девушек, с которыми он успевал познакомиться за неделю.

Стэн изобрел любопытную технику поджаривания сосисок – он раскладывал их на гриле и забывал о них до тех пор, пока оглушительный вой сирены, сигнализирующий о появлении дыма, не давал знать, что они готовы. (Однажды на этот вой примчалась целая команда пожарных в специальных костюмах и сапогах, с пожарными шлангами наготове. Они буквально остолбенели, увидев, как мы в халатах выглядываем из комнат и невозмутимо осведомляемся, готовы ли сосиски, тогда как сирена продолжает сигнализировать об опасности. Веселое было время!)

Еще я люблю вспоминать, как однажды мистер Айреси пришел к нам за арендной платой в тот день, когда я сооружал за домом, на месте так называемого сада, самодельный плавательный бассейн размером десять на десять футов.

Я привязал концы просмоленного полотнища парусины к четырем стульям и опрометчиво наполнил его водой. Он держал воду ровно двадцать минут, как раз до появления мистера Айреси.

Затем вода прорвала «берега», хлынула в первый этаж, по дороге омыв ноги мистера Айреси, и затопила пол на три дюйма.

Воистину, терпение у него было ангельское.

Глава 34

Мы с Тракером частенько зарабатывали деньги, играя на гитарах в самых оживленных районах Бристоля.

Однажды в местном доме для престарелых я, не подумав, исполнил песню, посвященную американскому пирогу. Песня заканчивалась совершенно неуместным заявлением: «Это будет день, когда я умру».

Последовала долгая неловкая тишина, и мы поняли, что попали впросак.

Вскоре после этого нас перестали приглашать в этот дом.

Мы пели и с другим нашим приятелем Бланти, который после службы в армии стал всемирно известным певцом, выступающим под своим настоящим именем Джеймс Блант. Вряд ли Бланти считает, что он обязан своей карьерой певца нашим выступлениям, но все равно вспомнить об этом очень приятно.