Борис Полевой - Полководец

Прошло несколько дней. Прилетели специалисты во главе с искусствоведом Натальей Соколовой. Их наскоро переодели в военное. Присвоили им звания. В штабе 5-й гвардейской армии появились странные майоры и подполковники в грубых солдатских шинелях. Маршал продолжал интересоваться ходом поисков. И вот однажды ему доложили, что прибыл майор Рабинович со всей своей командой.

- Пригласите.

Адъютант впустил к нему группу тех самых майоров и подполковников, на которых с улыбкой смотрели боевые офицеры, называя их между собой "ряжеными". Они были так взволнованы, что еле могли связно говорить.

- Дрезденская галерея обнаружена.

- Где?

- Недалеко отсюда. В штольнях каменоломни на Эльбе, - доложил майор.

- Картины целы?

- Мы просмотрели лишь несколько полотен. Больше не успели. Вы же приказали немедленно доложить. Но кажется, в общем-то, целы, хотя сильно попорчены влагой и перепадами температур.

- Спасти можно?

- Если принять экстренные меры.

В тот же день вслед за боевым донесением в Ставку была направлена телеграмма с просьбой выслать на фронт опытнейших реставраторов.

Через час сам командующий стоял уже в каменном распадке, где находились копи. "Как сейчас помню, - напишет он потом, - открывшееся тогда перед нами зрелище. Уходившая в глубь каменоломни железнодорожная ветка, по которой вывозили камень, сохранилась, но выглядела так, будто здесь все давно уже заброшено... Кругом запустение, словно стоишь на худом, давно покинутом деревенском дворе. Все заросло травой, крапивой. Никому и в голову не могло прийти, что здесь спрятано что-то ценное, а тем более знаменитые полотна". Хитро все было замаскировано. Даже вблизи не могло возникнуть никаких подозрений.

Я тоже хорошо помню это первое свидание с шедеврами Дрезденской галереи. Когда, миновав запущенный участок, открыли одну дверь, потом другую, оказались в большой пещере, и оттуда со всех сторон смотрели знакомые по репродукциям лица, изображенные великими мастерами. Мы просто застыли в изумлении. Какое-то волшебное царство, и только.

А у картин, как гномы из древних немецких легенд, тихо двигались ученые с интендантскими погонами.

Они и доложили маршалу в первый его приезд, что, в общем-то, шедевры целы. Но близкие разрывы бомб, сброшенных, вероятно, во время налетов союзников, раскачали камни, своды пещеры. В помещения затекла вода, картины отсырели, покрылись плесенью. Участвовавшая в разговоре искусствовед Наталья Соколова дотронулась носовым платком до поверхности одной из картин, и на платке осталось сырое черное пятно.

- Надо сейчас же все эвакуировать в сухие помещения, - сказал маршал и распорядился отвести для этого летний дворец саксонских королей, оказавшийся совершенно целым.

Любуясь Сикстинской мадонной, которая как бы шагала по облакам в голубом сиянии небес, прижимая к груди очаровательного малыша, маршал пришел к неожиданному решению:

- Знаете что, отберите десять наиболее ценных полотен, я их отправлю в Москву для немедленной реставрации. Самолетом.

Эта мысль, к его удивлению, повергла Соколову в совершенный ужас.

- Сикстинскую мадонну самолетом? Бог с вами, товарищ командующий. А если самолет упадет?

- Это отличный самолет. Мой самолет. Опытнейший экипаж. Во фронтовой зоне дадим воздушную охрану. Я сам на этом самолете летаю.

- Но вы же маршал, а она мадонна, - совершенно искренне произнесла Соколова.

Маршал рассмеялся:

- Что верно, то верно. Разница кое-какая есть.

Разговор этот стал достоянием штаба. Отныне, когда речь заходила о каком-либо невыполнимом поручении, разводя руками отвечали: "Я же маршал, а не мадонна".

Через несколько дней командующему доложили, что в подземелье замка Кёнигштейн на Эльбе найдена ювелирная коллекция саксонских королей, богатейшее собрание предметов искусства из золота, платины, серебра, драгоценных и полудрагоценных камней. Это случилось уже после капитуляции Германии и освобождения Праги. Я с корреспондентом "Комсомольской правды" Сергеем Крушинским был приглашен маршалом посмотреть Находку, обнаруженную при весьма любопытных обстоятельствах.

В Кёнигштейне, неприступном замке, увенчивающем высокую гору, находились в заключении пленные французские генералы. Когда немецкий гарнизон крепости капитулировал, пленных освободили. Один из них доложил занявшему крепость подполковнику Штыкову, что по ночам сюда приезжали закрытые машины и эсэсовцы сносили в замковое подземелье какие-то тяжелые ящики. Подполковник вызвал саперов. Под землей на большой глубине они отыскали замурованный ход в камеру. Здесь и нашли ящики, в которых оказалась коллекция, известная всему миру искусств под названием "Зеленого свода".

Вот эту знаменитую коллекцию мы и ехали смотреть в машине маршала. Когда въехали в Дрезден, увидели, что от красот города не осталось ничего. Груды камня, кирпича, бесформенные и безобразные, громоздились одна возле другой, и трудно было даже представить, что здесь стояли дворцы, музеи, соборы.

И сразу как бы померк великолепный весенний день. Из царства буйной зелени мы попали в царство смерти. Проезды между развалинами не были расчищены. Машинам пришлось сбавить ход, и страшный смрад сразу окутал нас. Смрад тления.

- Жители утверждают, что в подвалах, под развалинами полтораста, а может быть, двести тысяч человек похоронены, - сказал шофер Губатенко, молчаливый донской казак, возивший Конева всю войну.

- Это верно. Дрезден считался открытым городом, - поддержал ехавший вместе с нами искусствовед, хорошо знавший Германию. Ему, кстати, и принадлежала честь отыскания коллекции "Зеленого свода". - Открытый город. Поэтому сюда со всей Германии съезжались, спасаясь от бомбежек, женщины и дети. Их размещали в, общественных зданиях, в подвалах, бомбоубежищах.

- А я вот все думаю и никак не могу понять, зачем эти бомбежки союзникам понадобились, - говорит, обернувшись к нам с переднего сиденья, командующий. - Для чего? С какой целью? Разгранлинии наступления были четко прочерчены в Тегеране и уточнены в Ялте. Наступали мы, как помните, неплохо. Помощи не требовали. Да и не им, а нам предстояло штурмовать Дрезден. И вдруг вот эти налеты на открытый город! Самые большие налеты, сделанные ими за всю войну. Возмездие? Так зачем же бить по открытому городу? С военной точки зрения это полная нелепость. С точки зрения общечеловеческой - варварство. Да, у этих руин есть над чем призадуматься.

Когда машины наконец пробрались через разбомбленный центр в совершенно сохранившийся район богатых особняков, а затем вышли на знакомую уже нам дорогу, лежавшую по-над Эльбой, все вздохнули свободно. Легкие жадно хватали воздух, напоенный соками влажной земли, свежей сыростью эльбинской поймы. Сады буйно цвели за невысокими решетчатыми заборами, и не было им никакого дела до только что отшумевшей страшной войны.