Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков
Почему перестал существовать Советский Союз? Однозначно ответить на этот вопрос нельзя. Часть причин развала СССР кроется в несовершенстве его федеральной структуры, в субъективных промахах, ошибках советских руководителей. Другая группа причин — это ошибки, допущенные уже во время перестроечного процесса. Наконец, самым негативным образом на развитие ситуации сказалось противоборство Горбачева и Ельцина. Определенную, но не главную роль сыграли США и их союзники по НАТО.
В. И. Ленин в последние годы перед своей смертельной болезнью, когда он еще мог руководить строительством страны или хотя бы принимать посильное участие в этом процессе, явно находился на стороне тех, кто противился созданию унитарного государства. Это видно и по его письмам, в которых не просто содержались обвинения ряда руководящих работников Центра (причем, как правило, нерусских) в шовинистических настроениях в отношении «националов», но и был сделан явный акцент в пользу федерализма.
В дальнейшем победила линия на «показной», «витринный» федерализм, отражаемый в сменявших друг друга конституциях. Однако, по сути, было создано абсолютно унитарное государство. Союзные республики лишь провозглашались суверенными, самоуправляемыми. На самом деле всё в главном предписывалось Москвой.
Нельзя отрицать того, что в республиках создавались условия для развития национальной литературы, искусства, кинематографа, театра, национального образования. Самым положительным образом сказывалось необходимое для этого тесное общение интеллигенции различных республик. На местах развивались наука, промышленность. Но всем руководили из Центра. Даже вопросы строительства тех или иных предприятий в республиках часто решались не на основе экономической целесообразности, а по политическим мотивам.
Характерно в этом плане сооружение металлургического комбината в Рустави (Грузия), куда издалека поставлялись и руда, и коксующийся уголь. Но зато комбинат должен был способствовать созданию и укреплению настоящего рабочего класса в преимущественно «мелкобуржуазной» республике.
Из Центра диктовалась для неукоснительного выполнения и кадровая политика. Додумались до «наместников», направляемых из Москвы, в виде вторых, а подчас и первых секретарей ЦК республиканских компартий. Как сейчас говорят, лица «титульной» национальности обычно не занимали постов руководителей республиканских КГБ. Между тем понятно, что парторганы и КГБ были фактическими хозяевами в республиках.
А как на деле выглядела «федеральная вертикаль» по парламентской линии? Каждая республика имела разнарядку из отдела оргпартработы ЦК КПСС на замещение работниками из Москвы целого ряда мест кандидатов от республик в депутаты Верховного Совета СССР (считай, депутатов, так как назначение кандидатов было идентично выборам в депутаты, которые происходили чисто формально). Когда, например, решили, что директор Института мировой экономики и международных отношений Академии наук должен стать депутатом Верховного Совета СССР, то меня выбрали от Киргизии. Вполне понятно, что альтернативных кандидатур не было, я провел ряд встреч с избирателями, которые живо интересовались главным образом тем, смогу ли я помочь тому или иному району с поставками стройматериалов, комбайнов, грузовых автомобилей, строительством школы.
В середине 1990-х годов положение стало меняться. В республиках начали брать верх силы, делающие ставку на самостоятельность, суверенитет. Однако в жизни это происходило на фоне роста настроений против «русского Центра». При этом широкое распространение получила точка зрения, что в предшествовавшие годы якобы происходила своеобразная «перекачка» ресурсов из «богатейших союзных республик» в РСФСР.
Глаза на истинное положение дел открылись позже, когда после развала единого экономического пространства в отделившихся республиках жизненный уровень стал значительно ниже, чем в России. Конечно, сказались и изнурительные межнациональные конфликты в некоторых бывших республиках СССР. Вместе с тем проявилась безосновательность обвинений в том, что РСФСР получала в прошлом больше от других республик, чем они от нее.
Закономерно, что настроения в пользу суверенитета стали быстро развиваться и в России. Они подпитывались стремлением консолидироваться на своей территории, раз и навсегда отойти от того положения, когда Россия командовала, но во многом растворялась в СССР. В немалой степени сказывалось и недовольство тем, что Россия оставалась донором в то время, когда приходили к экономическому упадку огромные ее территории — Нечерноземье, Зауралье, Дальний Восток.
В таких сложных условиях многое зависело от правильной, выверенной политики Центра, а такой линии выработано практически не было.
Хорошо помню обсуждение этих вопросов в Политбюро. В первую очередь звучала тревога по поводу того, что ослабление России, возможно, сломает тот «российский стержень», на котором держался Советский Союз. Это была реальная угроза. Но реальными были и те настроения, которые, подстегиваемые «суверенизацией» национальных республик, быстро распространялись в русских областях, не только среди русского, но вообще российского населения. Одним из центральных стал вопрос о создании компартии России. Как известно, все союзные республики, хотя и формально, имели свои партии, входящие в КПСС, а Россия была лишена этого, и можно прямо сказать, по причине того, что союзные партийные руководители всегда опасались — и не без основания — создания мощного российского партийного центра, который, несомненно, мог бы выступать на равных или вообще отодвинуть ЦК КПСС на второй план.
Движение в пользу создания компартии Российской Федерации ширилось и начало приобретать организационные формы. Что было делать в таких условиях? Противодействовать этому — и бесполезно, и контрпродуктивно. На заседании Политбюро некоторые члены, кандидаты и секретари ЦК, в том числе и я (об этом позже писал избранный первым секретарем ЦК И. К. Полозков), выступили за то, чтобы ЦК КПСС официально поддержал эту идею. Были и те, кто с этим не согласился, но линия на поддержку создания КПРФ победила.
Что это дало? Политбюро ЦК не пошло против воли значительной части партийных масс, но объективно это не укрепило центростремительные тенденции в Советском Союзе. Однако иного решения на тот период попросту не было.
Все это происходило на фоне практического бездействия в реформировании партии. Исключение VI статьи Конституции, утверждавшей руководящую роль партии в СССР, само по себе не вело к демократизации партийной жизни. Очевидно, следует сказать и о том, что не изменившая свой характер, стиль работы КПСС лишь отошла от прямого руководства государства. Это отразилось и в том, что Горбачев стремился не к тому, чтобы перейти с поста генерального секретаря партии на пост президента СССР. Речь шла об объединении этих двух должностей в одном лице.
Естественно, с расстояния прожитых лет легче рассуждать о недостатках и ошибках, абстрагируясь и от инерции мышления всех (хотя бы на первых порах) лидеров государства в этот реформаторский период, и от реального соотношения сил в стране, выбиравшей новый путь развития. Но факт остается фактом: неудачи перестроечного процесса
