Иван Миронов - Замурованные. Хроники Кремлёвского централа

— Слава, у меня куреха закончилась, — сообщил Космонавт соседу, точно зная, где можно разжиться табачком. — У тебя есть сигареты?

— Есть. Целый баул. Вон, под шконкой стоит, самый жирный. «Мальборо», «Кент», «Парламент», — потер руки мошенник.

— Дай мне… пару блоков, — растянуто произнес Космонавт, соображая, не продешевил ли он в просьбе.

— Дай уехал в Китай, с Ярославского вокзала, поезд «Москва — Пекин».

— Тебе что, жалко? — Леха шутливо пристыдил Шера, до конца не осознавая серьезность отказа.

— При чем здесь жалко — не жалко? С чего это я тебе должен что-то давать?

— На «общее» же выделяют сигареты, — улыбка на лице Заздравнова стала трансформироваться в звериный оскал.

— Сам-то понял, что сказал. Где ты и где «общее»?! Общее — на «Матросской тишине», а здесь 99/1.

— Я тогда сам возьму. — Космонавт подступил к заветному баулу.

— Объявим тебя крысой, пустим прогон соответствующий.

— Выходит. — Леха решил выкрутить ситуацию на свой лад. — Что ты мне, правильному пацану, отказываешь в нужде?

— Во-первых. — Слава был неумолим. — Правильный пацан — это не профессия. Во-вторых, в этой жизни за все надо платить и все надо зарабатывать.

— А что ты хочешь? — недоверчиво скосил взгляд на табачный склад разбойник.

— Надо подумать, — цинично скривился мошенник. — К примеру, самое легкое — на вечерней проверке сломай нос дежурному помощнику, два блока твои.

— Хорош ерунду говорить. — Леха угрюмо потупился в матрас.

— Ладно, черт с тобой… просто отними у него фуражку.

— Я же в карцер сразу поеду.

— Не сразу и с двумя блоками «Парламента». Согласен? Если да, то один блок могу прямо сейчас тебе авансом выдать. — Слава расстегнул на сумке туго стянутую молнию, обнажив разноцветные края фирменных коробок. — Но, если фуфло двинешь, то не обессудь. Сам знаешь, фуфлыжник — хуже пидараса.

— А-а-а, — простонал Заздравнов.

— Поражаюсь. — Шер застегнул молнию. — Как ты, такой слабоочковый, замочил кого-то. Фуражку у мусора отнять и то не можешь.

— А ты можешь?! — взревел Леха.

— А я не курю. Кстати, стрелочник от фуфлыжника мало чем отличается, — ворчал Шер. — Еще боксер! Слушай, а ты боксер, который дерется или который в ж… …?

Заздравнов был раздавлен в полное ничтожество. Он хотел и мог разорвать Шера, но этим Леха лишил бы себя последнего шанса получить курево. Столь паскудный мотив заставлял Космонавта лебезить перед «журналистом-международником».

— Слава, выдели хотя бы пачку. Будешь моим лучшим другом.

— Лучший друг — это тумбочка. А у тебя, как у латыша, только хрен да душа. Даже покурить нет.

Леша выдохся, сник и пошел чистить зубы. Он с трудом дождался завтра. Пепельно-бледный, с опухшими от бессонницы глазами, но с выражением детского счастья на лице, он шел на допрос в расчете выклянчить у следаков пачку, а то и две никотиновой радости.

Не став дожидаться сокамерника, мы с Шером сели обедать: остатки курицы, которая накануне зашла Славе, немного сыра и положняковая ячка на гарнир.

Леша вернулся в невменяйке: глаза горели, тушу трясло, словно в лихорадке, говорить связно он не мог, лишь давился матом. По ходу выяснилось, что целых три пачки дьютифришного «Мальборо», которые щедро сцедил следак за очередные «разоблачения» Космонавтом своих бывших товарищей, выводной отшмонал у Леши на обратном пути.

— Гадина-а-а! Сигаретки даже не оставил! Все забрал, сволочь! — верещал Космонавт.

— Слышь, Ихтиандр, не переживай ты так. Иди, поешь, — поддержал Шер обескураженного сокамерника.

— А что, курочки больше нет? — Леха разочарованно окинул скромное нутро холодильника.

— Извини, опоздавшему поросенку и сосок у жопы! — прочавкал Шер, обгладывая цыплячью ножку.

— Слава, дай покурить, — тоскливым голосом, пробивающим на жалость, вновь заревел Заздравнов. — Не могу я больше!

— Если тебе совсем невмоготу, то существуют два варианта. Первый — это сломиться из хаты. Второй — это заставить мусоров выдать тебе курево.

— Как заставить? Че ты несешь?

— На любом централе есть запасы курева, которыми в случае крайней потребности опера могут греть арестантов. Поэтому кипешуй, требуй, борись. Не поможет — вскройся у тормозов. Добьешься у них хоть одной пачки, я тебе сразу подгоню блок.

Случай «потребовать» у вертухаев сигарет выдался только во время вечерней проверки.

— Гражданин начальник, у меня сигареты кончились, а ларька нет, а я не могу без курить, — протараторил Космонавт.

— Пишите завтра заявление, так и так, прошу выдать из фонда изолятора сигареты. В течение трех дней ваше заявление будет рассмотрено.

На следующий день мой послеобеденный сон был грубо прерван душераздирающей истерикой Космонавта, сопровождающейся ударами кулаков в тормоза:

— Дайте сигарет. У-у-у! Я же сегодня рапорт написал.

— Что-что ты там написал? — сквозь сон процедил я. — Рапорт?!

— Ну, эта… — осекся и покраснел Космонавт. — Заявление, я хотел сказать.

— Что ты хотел — ты сказал. Про кого писал?

— Не надо к словам придираться, — неуверенно пробормотал Заздравнов. — Оговорился я.

— Оговорочка-то по Фрейду, — я окончательно проснулся.

— Леша, я что-то не понимаю, — включился в разговор Слава. — У тебя словарный запас максимум слов пятьдесят, из них половина матерных. Объясни, как в остальные скудные литературные объедки, которыми ты изъясняешься, попал этот иностранный термин?

— Да, я… эта…

— Понятно все с тобою, Леша. Не напрягай голову, заболит с непривычки, — я натянул на себя фуфайку в надежде досмотреть столь бесцеремонно прерванное сновидение.

Слава решил не останавливаться в своих психиатрических опытах, воспользовавшись привычкой Заздравнова пить холодный зеленый чай, который постоянно настаивался в литровой пластиковой банке. Когда Космонавт ушел на вызов, Шер щедро растворил в питье несколько доз крепительного. Вернувшись от следаков, Леха залпом осушил емкость. К несчастью Космонавта, была пятница, поэтому рассмотрение всех заявлений переносилось в лучшем случае на понедельник.

В воскресенье на быка было больно смотреть. Совершенно спятившее выражение лица, изможденного бессонницей и разукрашенного грязным ворсом щетины. Он то и дело чистил зубы и занавешивался на дальнике.

— В голове не укладывается, как ты наркоманить бросил, — удивлялся со своей шконки Слава. — Коли ты так переживаешь из-за какой-то привычки.

— Смог, Слава, смог! — рычал не находивший покоя Космонавт. — Мне и курить уже почти не надо. Если бы не привычка, то совсем бросил бы.