Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
– Что другое? Ты все время уходишь от разговора, как я тебя не пытаю. Ты во мне сомневаешься? Почему? Опять кто-то что сказал, а ты и настроилась против меня? А я, дурак, маюсь оттого, что не пойму, что случилось, почему ты такая сдержанная, холодная ко мне. Скажи прямо, чтобы все стало ясно. Я бы не ходил вокруг да около, если бы ты мне не нравилась.
– Одного раза мне хватило, чтобы засомневаться. Поэтому я не знаю, как себя с тобой вести. То ли ты точно такой на самом деле, то ли другой… Боюсь ошибиться, чтобы горько потом не было. Лучше не надеяться ни на что, так легче перенести будет все. А, помнится, ты мне обещал какую-то приятную новость сказать, да так и потерялось. То одно закрутилось, то другое… Теперь мне очень трудно, я сама не своя, потому что исчезла надежда на будущую жизнь.
– Что ты говоришь, какая надежда исчезла? Мы же еще ничего не решили? Вернее, я-то решил, а ты все оттягиваешь ответ. А новость для тебя будет точно приятной: мать хотела домик купить для Таси, но та ушла жить к мужу, ты это знаешь. А Настя не хочет ни за кого замуж идти, сказала, что с мамой останется жить. Мы можем жить в том домике, что мама приглядела. Он хоть и маленький, две комнатки, сенцы небольшие, кладовка, но на первых порах будет нам хорошо, а потом свой большой дом поставим. Тебе бы самой посмотреть… наверное, понравится: ты же хотела быть сама хозяйкой в доме. Там усадебка неплохая, она рядом с мастерскими находится, где я работаю, туда можно через огород пройти. Можно будет сад развести, кустарники, цветы, огород большой есть. Сарайку поставить для живности, еще что-то приспособить… Вот как я тебе расписываю, словно уже мы договорились пожениться… А ты молчишь – ни да ни нет. И я в растерянности: то ли у тебя кто-то другой появился, то ли ты меня просто отталкиваешь. А ты, оказывается, мне просто не веришь… Зря ты так…
– Неожиданная новость… А что мама твоя говорит об этом? Или это ты решил так, а она и не знает? А у меня никого другого нет, не собираюсь я пока замуж… Ты первый предложил. Не знаю, не знаю, Федя… Действительно ли я тебе нужна, как ты говоришь? Может, все совсем не так? Ты что, себя или меня проверяешь? Вот нет веры у меня, что это все правда. Вроде рассуждаешь ты верно и хорошо о колхозных делах, видно, разбираешься во многом. Я тоже росла в селе, но рядом были сестра, ее муж – какие заботы были у меня? Ну, училась в школе, даже не знаю, кем бы я хотела быть в жизни, ничего не удалось исполнить, не успела: война проклятая перебила… А потом сам знаешь, я тебе рассказывала… Так и живу как неприкаянная. Но здесь я точно чужая, мне кажется, вообще никому не нужна. Удивляюсь только тебе: почему ты словно прицепился. Ничем особенным от ваших я не отличаюсь. Здесь сколько других молодок красивых и веселых в поселке, а я же и не очень веселая, мне все больше плакать хочется… Будет ли тебе со мной хорошо?
– Мне кажется, ты нарочно так принижаешь себя… Ты себя не знаешь, неуверенная какая-то, почему – не могу сказать. Война ли так подействовала, или что другое, но ты и в самом деле не очень веселая. Я только несколько раз видел твою улыбку, ты бы хоть со стороны на себя поглядеть смогла, как ты хорошеешь тогда. Ты и так красива, а когда улыбаешься, то любо-дорого смотреть. И когда Марко смешил нас, помнишь? Тогда увидел тебя настоящую… Зря ты так… Наверное, некому тебя развеселить, поэтому живешь без радости. Чем ты занимаешься: шитьем, уборкой в доме, в огороде помогаешь, и все это со стариками, которым ты в радость, но не они тебе в утеху. Наверное, я не то говорю, но, как умею, так и думаю. Надо заняться тобой вплотную, развеселить, показать другую жизнь. Нам будет с тобой хорошо, не думай, не сомневайся. Будем жить мирно, дружно, дети пойдут, все будет у нас со временем, как у людей… А мать будет рада, что мы поженимся, ведь я ей все рассказал, ты ей понравилась…
Они подошли к клубу. Там действительно шел какой-то фильм. Их впустили, в темноте нашли свободные места, присели, стали смотреть. Тут уже не до разговоров.
Кино закончилось поздно, на улице темно, нигде ни огонька. Ленту крутили при работе движка. Заканчивалась картина, он останавливался, гас свет, успевая выпустить народ из клуба. Федор взял Аню за руку, она покорно шла рядом, боясь оступиться. Ночи, на диво, очень темные, звезд много, а луна еще не всходила. Так дошли до усадьбы Зарудных, немного постояли, посудили о кино, договорились встретиться еще, как будет у Федора возможность раньше вырваться с работы.
Аня вошла во двор. Везде темно, на окне в их домике горела лампа. Ее ждали, чтобы она не оступилась в темноте.
– Нюра, обожди… Не торопись домой, постой со мной,– вдруг услышала девушка голос Шуры.
Она остановилась, ожидая очередной склоки, упреков.
– Мы не разговаривали с тобой долго после смерти сына… Я сказать хочу тебе, что благодарна тебе за помощь в то время. Ваську ведь почти ты выходила… Шустрый какой растет… А ты сама замуж не собираешься? Надо уже семью заводить… парни есть в поселке, что ж ты одна да одна… так молодость пройдет, а ты все пропустишь…
Аня молча слушала ее, ничего не отвечая, не понимая, зачем Шура завела этот разговор, но подхватывать беседу не торопилась. Девушка боялась снова попасть в немилость непостоянной невестке, даже не знала, о чем говорить. А та продолжала свое:
– У меня вот снова будет дитя – все моему Сергею неймется. Еще эти малы, а он старается,– то ли с усмешкой, то ли злобясь, поддевала она девушку.– А ты тоже уже могла бы иметь детей. Что растрачиваешь молодость? Пока молода, надо вырастить, чтобы потом отдохнуть…
Аня не знала, что и подумать, а говорить и вовсе ничего не хотела: все ее слова сноха может повернуть во вред. Уж такой человек та была: семь пятниц на неделе. И сейчас зачем-то остановила, будто вынуждая откровенничать.
– Шура, что ты хочешь от
