Гарольд Лэмб - Омар Хайям. Гений, поэт, ученый
Он обнаружил, что за мраморной оградой толпились священнослужители, муллы, которые сопровождали армию и теперь вступали во владение мечетью Аль-Акса. С кафедры имам произносил молитвы от имени халифа Багдада и султана Малик-шаха. Египетские проповедники бегством спасались из города. Сторонясь и избегая толпы, Омар зашел в пещерную церковь, куда свет проникал лишь через расписные стеклянные окна, где царил полумрак и тишина. Там он опустился на колени, чтобы вознести молитву, прижав руки к серой скале, которая вряд ли хранила в себе намного меньше святости, нежели черный камень святыни Мекки. Язычники китайцы, повсюду следовавшие за ним по пятам, тоже преклонили колени, с любопытством вглядываясь в мраморные колонны церкви и золотую мозаику.
Когда Омар уже встал, кто-то тихим голосом уважительно поприветствовал его:
– Мир тебе и тому, кто ищет спасения.
– И тебе мир, – ответствовал Омар.
Рядом с ним стояли Хасан ибн Сабах и еще какой-то мужчина. На сей раз на Хасане была одежда паломника, и он предпочитал говорить на арабском языке, который, похоже, был ему не менее близок, нежели персидский.
– Да воздам молитву Аллаху Всемогущему, – улыбнулся он, – за то, что я вновь встретился со своим другом. Знаешь ли ты, чем примечательна эта пещерная церковь, помимо того, что она вырублена в самой скале?
При этих его словах головы присутствующих повернулись к нему. Хасан обладал способностью овладевать вниманием слушателей, и они придвинулись к нему ближе. Он стал объяснять значение меток на сером камне. Хасан показал им след, оставленный ногой самого пророка Мухаммада в тот миг, когда тот вознесся в небо с этого самого места, и лунки по краю камня, сделанные рукой архангела Гавриила, удерживавшего скалу, чтобы она не вознеслась вслед Мухаммаду. При этом китайцы подались вперед с восторженными восклицаниями, вызванными возможностью увидеть эти свидетельства несомненного чуда.
– Ниже нас, – объяснял Хасан, – расположена пещера, в которой души умерших собираются в ожидании Судного дня. Следуйте за мной!
Он зажег свечу, похоже, он знал, где можно отыскать все, он убедил муллу разрешить им проникнуть в грот, под скалой, и там шепотом указал им на сверхъестественные знаки. Китайцы, беспощадные и неумолимые в своих кожаных доспехах и бронзовых шлемах, почувствовали страх, но спутник Хасана, мужчина крепкого телосложения в бархатном кафтане, прошептал на ухо Омару, что там вряд ли найдется места больше чем для двух десятков душ, если, конечно, души не становятся меньше, чем атомы.
Поднявшись вверх к ротонде усыпальницы, Хасан приблизил свечу к одному из столбов.
– Очень давно, вскоре после вознесения господина нашего Мухаммада, – сказал он, – халиф ислама велел записать эти слова золотом. Вот! Смотрите!
Омар различил надпись, которую с трудом сумел перевести, однако Хасан с легкостью прочитал написанное:
«Нет Бога, кроме Бога единого, и нет иных богов… Истинно, что Иисус, сын Марии, есть посланец Божий. Да веруйте в Бога и его посланцев и не говорите, будто есть три бога, воздержитесь, да будет лучше для вас».
Хасан дотронулся до руки Омара:
– Мало кто видел эту надпись с тех пор, как она появилась здесь, еще меньше тех, кто прочитал ее… а из тех, кому удалось прочесть, кто понял ее смысл? Но ты-то запомнишь, и ты, возможно, поймешь.
Потом, словно толпа, собравшаяся вокруг них, начинала раздражать его, Хасан повел Омара по узким улочкам города, обращая его внимание на детали, которым любой другой не придал бы никакого значения. Спутник Хасана хранил молчание, погруженный в свои думы, он молча следовал за ними.
– Обрати внимание на эту арку и окно, – объяснял Хасан. – Отсюда римский консул Понтий Пилат разговаривал с иудейскими священнослужителями, когда солдатам выдали того самого назаретянина, да пребудет он с миром, дабы он был распят на кресте. А теперь христиане забыли ту скалу, на которой водрузили его крест.
Протолкавшись мимо групп вооруженных турок, спорящих посреди улиц из-за груд награбленного добра, он усмехнулся:
– Такова судьба Иерусалима. Рушатся его стены, цари посылают солдат убивать его жителей. Только на протяжении одной человеческой жизни здесь происходило много трагедий. В последние годы жизни господина нашего Мухаммада, да пребудет он с миром, персидский шах Хосров, подстрекаемый иудеями, разрушил город до основания, а мечи римского императора Гераклита снова овладели им. Затем христиане устроили кровавую резню иудеям. Наш халиф Омар вошел в город с миром и не проливал здесь крови. Он вычистил все от грязи и мусора, ты видел это, пещеру Харам, которая является той самой пещерой, где располагался храм Соломона и Давида. Но теперь эти невежественные турки по своему неведению опять пролили кровь. Их торжество продлится недолго, ибо город у них отнимут новые враги.
– Кто же? – спросил его спутник.
Хасан раздраженно покачал головой:
– Ответ на сей вопрос скрыт за завесой Незримого. Я сказал только одно – мусульмане потеряют Иерусалим, о да, они отдадут его грядущему новому и жестокому противнику, и все оттого, что они не смогли прийти сюда с миром. «Да веруйте в Бога и его посланцев и не говорите, будто есть три бога, воздержитесь, да будет лучше для вас», но кто обратит внимание на записанные слова правды?
Омар подумал о Низаме, вплетающем нити в ткань империи, и о Малик-шахе. Ни тот ни другой не задумывались ни о тех людях, с непокрытой головой, которые хоронили своих убитых, ни о почерневших стенах монастырей. Страстные слова, произносимые Хасаном, привели его в волнение.
– Мы знаем, – спокойно заговорил спутник Хасана, – люди веруют в трех богов. Один из них – Яхве, бог иудеев, еще один – христианский бог, и еще один – Аллах по священной книге Коран.
– Трижды ты произнес слово «один», – ответил ему Хасан. – Ну а если он и правда один? А если вдруг и иудеи, и христиане, и мусульмане, если все они слишком далеки от постижения истины? И истина эта состоит в одном – есть кто-то, кто выше самого Аллаха…
Тут он запнулся, бросив быстрый взгляд по сторонам, и жестом показал им следовать за ним.
На сей раз он провел их обратно по направлению к Хараму, но свернул в сторону и вышел через ворота, открывавшиеся на запад. Они двигались между каменными надгробными плитами мусульманского кладбища, вплотную прижимавшегося к самой стене города.
Тропа нырнула вниз в овраг с глиняными склонами. То там, то здесь лежали голые камни, а по высохшему руслу речушки верховые лучники гнали овец и черных коз, отобранных у крестьян. Заметив, как Омар пытается пробраться сквозь стадо овец, двое китайцев стали расчищать перед ним путь. И тут же, как по команде, лучники, заметив на них форму султанской гвардии, бросились помогать им.
– Со стороны может показаться, будто эти бесстрашные вояки, ангелы войны, твои слуги, – со смешком заметил спутник Хасана.
Этот грузный мужчина двигался медленно. Взгляд его усталых миндалевидных глаз выдавал его постоянную настороженность. Был он немногословен, и его редкие, но едкие реплики мало говорили о нем самом. Хасан называл его Акроеносом и прародителем всех торговцев.
– А почему бы и нет? – удивился Хасан. – Ведь солдаты повинуются воле султана, а разве мастер Омар не формирует эту волю?
Он не просто дворцовый астролог, он личный предсказатель у безбородого сельджукского владыки.
Акроенос окинул Омара бесстрастным взглядом, словно бы оценивая его, взвешивая на мысленных весах.
Теперь они карабкались по склону, усыпанному мелкими камешками, миновав небольшую рощицу кривоватых и сучковатых оливковых деревьев.
В тени деревьев лежало тело монаха в черной рясе, руки его были распростерты в форме креста. Его бритая голова белым пятном выделялась на фоне серых камней.
– Вот оно, одно из святилищ христиан, – заметил Хасан. – Мы взбираемся на холм, называемый Оливковым холмом.
Спокойные лучи клонившегося к закату солнца отражались от голой поверхности холма. Взобравшись на вершину, все трое мужчин молча уселись. Где-то там внизу крошечные человеческие фигурки толпами перемещались то в одну, то в другую сторону по ущелью. Лучи заходящего солнца золотили видневшийся вдали пещерный храм.
Омар знал, как называется эта долина. Вади Джейханнем, долина Проклятых. Здесь, по учению исламских проповедников, в Судный день, когда все души будут взвешиваться на весах, пройдут души приговоренных. Странные могильные камни вырисовывались на склоне под ним, почти черные в наступивших сумерках. Солнце теперь напоминало огненный шар, который становился все более красным над церквами священного города.
Мимо них вдоль по долине медленно двигалась вереница слепых старцев. Все они брели, держась либо за полу одежды идущего впереди, либо положив руку ему на плечо, шаркая ногами, спотыкаясь и оступаясь. Лица некоторых были обращены к небу, другие понуро опустили голову.
