Александр Абдулов - Хочу остаться легендой

Правда, тут же разгорелись всякого рода «запретительные» разговоры. Дескать, как это можно играть вождя мирового пролетариата без грима, это, мол, нарушение театральных традиций, и так далее, в том же ключе… В подобной же стилистике был поставлен еще один спектакль Ленкома — «Диктатура совести», в котором все зрители становились участниками происходящего на сцене и в зале.

Наконец, Марк Захаров не стал утверждать собственную автономию и открыл двери для многих режиссеров. У нас появился известный кинорежиссер Глеб Панфилов, и на сцене театра родился новый «Гамлет» с Олегом Янковским в главной роли…

Помимо всего прочего в нашем театре создано и успешно развивается творческое объединение «Дебют». Оно функционирует для тех, кто любит риск и эксперимент, у кого есть свой взгляд на ту или иную животрепещущую проблему современности, для тех, кто хочет попробовать себя в режиссуре, для тех, у кого, к примеру, есть интересная пьеса. Речь тут, как вы понимаете, идет о молодых художниках. К слову сказать, Марк Захаров сумел создать в «Дебюте» подлинный творческий центр, куда тянется талантливая молодежь со всей Москвы. И это, не скрою, отрадно. Тем более что и главный наш зритель — это тоже молодые люди… С одной стороны, это невероятно радостно, с другой — в этом кроется колоссальная сложность. Как никакой другой коллектив, наш театр должен постоянно воздействовать на умы и сердца молодых зрителей, общаться с ними по самым острым и актуальным проблемам, которые определяем даже не мы — их определяет жизнь.

И потому, конечно, надо быть постоянно начеку, не упустить тонкий момент между этой самой актуальностью и нравоучительностью. И Марк Захаров — главный режиссер, и мы, актеры Ленкома, прекрасно понимаем, что популярность театра не вечна. Да и кто может сказать, сколько она продлится — год, два, пять лет? Потому и приходится «перестраиваться на марше», постоянно искать новые формы, новые решения — удивлять зрителя.

С моей первой ролью в кино была вот какая история… У нас в ГИТИСе было место, которое студенты окрестили «предбанником». По обыкновению там собирались те, кто сбежал с лекции, не подготовился к семинару, завалил зачет. В этой студенческой компании постоянно мелькали какие-то люди, очень странные с виду. Попадешь им на глаза — они на тебя и сквозь дырочку посмотрят, и через ладошку, и присядут, и подпрыгнут. Это ассистенты режиссеров: они вечно чем-то озабочены, вечно что-то ищут, чего-то хотят. И вот когда я «отдыхал» в нашем институтском «предбаннике», подбегает ко мне девушка и тычет мне в грудь с вопросом: «Артист?» — «Артист», — вздрогнув от неожиданности, отвечаю я. «Какой курс?» — продолжает напирать она. «Первый», — как из пистолета выстреливаю я. «В кино хочешь сниматься?» Тут я мгновенно столбенею и мямлю что-то невразумительное. «Значит, будешь!» — решает она и испаряется. Убежденный в том, что это глупый розыгрыш, я тут же забыл весь этот бред. Но спустя неделю вдруг получаю телеграмму о том, что я утвержден на одну из главных ролей в фильме Одесской киностудии «Про Витю, про Машу и морскую пехоту». Вот таким был мой дебют в кинематографе.

После этого было много ролей — и хороших, и не слишком… А у кого их нет, плохих ролей? К примеру, фильм «Тайны мадам Вонг». Обидно теперь распинаться и объяснять, почему он не получился. На картину были затрачены огромные средства, столько хороших актеров снималось. Круизы по Черному морю, съемки в нашей стране и за рубежом. Драки, погони, приключения — какой богатейший материал для остросюжетной картины. И работали интересно. И чего только нам не обещали: дескать, будет то-то и то-то, и еще вот это, и вот то. А в результате — этого не будет, того не будет. Вот вы и смотрите, образно говоря, «этого и того — не будет»…

…У меня практически нет свободного времени. Но если говорить о хобби, об увлечениях, то… люблю играть в футбол, слушать музыку. Стараюсь не забывать о жене и дочери, семья дело серьезное и отдачи немалой требует. Уж чего-чего, а сложностей и проблем в семейной жизни по горло. Хорошо еще, Ирина (Алферова) сама актриса. И понимает, что к чему. Другая женщина вряд ли выдержала бы всю эту карусель… То репетиции, то спектакли, то съемки, то гастроли, да еще общественные дела, творческие встречи — всего полно… Знаете, мы с женой и видимся-то редко. То я на съемку, то она, то еще что-то. Мне порой кажется, что наша двенадцатилетняя дочь начинает уже забывать, что у нее есть и папа, и мама, — домой забегаем, как в гости…

Проще говоря, без работы не сижу. Снимаюсь сразу в нескольких фильмах: в главной роли в картине «Сошедшие с небес» — это фильм о людях, прошедших войну, подаривших нам жизнь, еще в исторической ленте «Гардемарины, вперед!» и в фильме Станислава Говорухина «Десять негритят» по роману Агаты Кристи. С нетерпением жду начала съемок двухсерийной ленты «Убить дракона», ее будет снимать Марк Захаров. Наверняка будет интересно работать и в музыкальном фильме «Остров затонувших кораблей», ставит его по известному произведению Александра Беляева режиссер Евгений Гинзбург.

Список этот далеко не полный. Но и его, я думаю, вполне достаточно, чтобы убедиться в том, что я в жесточайшем цейтноте. И это, поверьте, здорово…

…Мы же, все без исключения, больные люди, только боимся в этом признаться. Нас бы всех собрать скопом и поселить в этакую «зону», как у Тарковского, чтобы мы там жили и не портили жизнь другим поколениям. Картина Сергея Соловьева «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви» была для меня каким-то диким, непонятным маразмом, а сейчас я пришел к мысли, что это и есть реализм и это про нас. Полная аналогия нашей жизни, та же самая идиотская логика. Я все думаю, что надо было бы взять скрытую камеру и снимать меня с утра и до прихода домой. Это же будет черт-те что без всякого бантика сбоку. «Черная роза» — детский сад по сравнению с таким вот документальным кино. Мы же все уроды.

Надо честно признаться в том, что понятия «любовь» и «советское кино», по-моему, абсолютно несовместимы. На нашем экране не может быть любви. Вот перестроимся, тогда, может быть, появится любовь. Пока же нет почвы для произрастания отношений между мужчиной и женщиной. После восьмичасовой укладки асфальта женщине трудно перейти непосредственно к любовным играм, потому что надо ведь еще успеть в магазины, что тоже не решит всех ее проблем, но тем не менее, постояв пару часов в очереди, какой-то прожиточный корм она все же принесет домой. Потом надо вымыть грязных детей и постирать мужа, если есть мыло и вода… Я не совсем понимаю, что в такой ситуации можно назвать любовью — то, что она, эта растерзанная женщина, после всего, что произошло с ней за день, будет чувствовать?

…Ну, а мужики в нашей державе — вообще несчастный народ. Когда-то на Руси было понятие — кормилец. Я помню своего деда, вот это был хозяин, глава семьи, а мы всех и вся этим тотальным нищенством сравняли. Откуда браться мужскому достоинству? Из какого места оно может произрасти?

…Меня упрекают в том, что некоторые фильмы «про любовь», в которых я играл, абсолютно лишены этой самой любви. Например, так говорят о картине «Леди Макбет Мценского уезда». Что тут скажешь. Во-первых, это не моя картина, а Романа Балаяна, которого я очень люблю. Во-вторых, один мой знакомый на первом просмотре облил этот вымысел вот такими слезами. В-третьих, я больше верю своей маме, чем критикам. А в-четвертых, Балаян имеет право видеть так, как видит. Он выступает адвокатом любящей женщины. Это любовь. Если бы любви не было, Катерина просто ушла бы, а не убивала. Когда женщина любит, она способна на все.

Я вообще не понимаю, как играть любовь. Например, в картине «Обыкновенное чудо», а она о любви, в этом, я думаю, никто не сомневается… Ничего я там не играл, я просто жил в чудесном мире. Это действительно было чудо — вся атмосфера, в которой мы работали. Режиссер просто организовал нам счастливое существование в каком-то море любви среди изумительных актеров и других прекрасных людей.

Артиста на площадке — неважно, театральные это подмостки или киносъемка — ведет режиссер. Так должно быть. Когда я чувствую и понимаю, что режиссер способен вести, с удовольствием подчиняюсь, а в остальных случаях пытаюсь выплыть сам. Мы, актеры, вообще как дети, мы как женщины. Нам надо только сказать: «Ты единственный, на тебя вся надежда, кроме тебя никого нет», — и мы готовы, даже если знаем, что на роль пробуется еще двадцать пять человек. Неважно, мы все равно расцветаем, становимся талантливее и способны горы своротить. Так мы устроены…

…А что касаемо любви… не знаю, не вывел я этой самой «формулы любви». Не могу сказать, что не искал… Искал, но пока не нашел. Очевидно, у каждой пары она своя. Хорошо, если одна на двоих. Плохо, когда один партнер пытается навязать свою формулу другому…