Эдуард Эррио - Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Оратор заканчивал. Палата слушала более внимательно. Речь завершилась в преднамеренно резком тоне. Блюм упрекал Лаваля за то, что он создал атмосферу военной угрозы и, попустительствуя Италии, сделал возможной африканскую экспедицию, за то, что он помешал возрождению Лиги наций и порвал с французской традицией, отказавшись «встать во главе человечества», за то, что он не проявлял доброй воли и оттолкнул от нас малые и средние державы, за то, что он пообещал Италии столько, что, разочаровавшись, она проникнется к нам еще большей враждой, чем к другим странам. Этот суровый конец речи вызвал среди правых резкие возгласы неодобрения.

С двусмысленной и демагогической речью выступил Теттенже. Около шести часов вечера на трибуну поднялся в свою очередь Дельбос. В вежливых и осторожных выражениях, в умеренном тоне он указывал на провал политики Лаваля и на то, что она противоречила нашей национальной традиции. Его речь, более проникновенная, чем шумная, имела большой успех среди левых; правые слушали ее молча. Он говорил мягко и вежливо – и это производило хорошее впечатление. Его сравнение санкций с действиями жандармов в отношении преступников было сильно именно своей простотой и вызвало бурные аплодисменты. «Примирение не должно доходить до отказа от принципов, оно не должно поощрять агрессора, отдавая ему в руки его жертву. Речь идет уже о нашей собственной безопасности. Если Лига наций добьется выполнения своих решений – будущее обеспечено, если она будет осмеяна – это означает крах коллективной безопасности и возвращение к закону джунглей». Дельбос сослался на речь сэра Сэмюэля Хора, произнесенную им 11 сентября в палате общин; он упрекал Лаваля за то, что он пообещал Италии относиться к санкциям как к несуществующим обязательствам.

Это была речь всего лишь трезво мыслящего человека, но она была преисполнена здравого смысла. В ходе выступления оратора его успех становился все очевиднее. Он показал, что парижский план означает превышение и нарушение полномочий, представленных Лигой наций Англии и Франции. «Можно не любить санкции, но допустимо ли стремиться заменить их вознаграждением?» Предложения, сделанные Италии, являются премией для агрессора; в этом основной порок плана. Правые и центр спокойно слушали эту обличительную речь, столь суровую, несмотря на ее вежливый тон. «Попирая справедливость, войну не ограничивают, а раздувают…» Дельбос обратился к Лавалю: «Вы вызвали недовольство всего мира, не удовлетворив, однако, и Италии. Нужно вновь вернуться к духу Устава Лиги наций, не доходя, однако, в вопросе санкций до крайностей. Если мы подадим пример отказа от Устава, как вы думаете – сможет ли Англия остаться ему верной?»

Дельбос отметил разочарование, вызванное этой политикой в странах, являющихся духовными детищами Франции. Надо действовать, чтобы привести итальянский народ в чувство. Необходимо до 20 января найти соглашение, которое соответствовало бы Уставу, укрепляя в то же время солидарность наций в Женеве. Дельбос очень ловко сделал комплимент правым писателям, ставящим свой патриотизм выше своих страстей. Намекая на диалог между Теттенже и Жаном Зеем, он заявил, что мы, пацифисты, стремимся к союзу со всеми народами, даже с Германией, при условии, что этот союз не направлен против какой-либо другой страны. Теперь палата совсем успокоилась; большинство аплодировало намеку Дельбоса на то, что случилось бы, если бы Германия одержала верх над Россией, и по крайней мере половина собрания отметила успех его речи.

Пока раздавались не представляющие интереса возгласы с мест, на трибуну поднялся Поль Рейно. Он указал на серьезность спора, в котором участвует «третий молчащий»; его слушали очень внимательно. Его речь зазвучала торжественно, когда он заговорил о народе с фанатичной молодежью, воспитанном в духе «Майн кампф» и стремящемся к войне, пытающемся порвать дружбу между Англией и Францией, чтобы последняя оказалась в изоляции. Затем Рейно, внезапно повысив голос, стал описывать силу и богатство Великобритании, ее отношения с Соединенными Штатами, благодаря которым Америка вступила в войну. Таким образом, он подошел к вопросу о том, что стало с франко-английским согласием. Он подчеркнул, что нельзя после того, как агрессор определен, принимать его оправдания (эта часть речи имела успех у левых); далее он показал мощь великого движения, преобразившего Англию и нашедшего выражение в 9 627 тысячах голосов, собранных при опросе общественного мнения под лозунгом «Мир голосованием». Затем он упрекнул правительство за то, что оно не использовало возможность, которую ему предоставила сама судьба: проблема мира была решена победой французской идеи. Германия оказалась в проигрыше, если она действительно имела своей целью разобщение Франции и Англии.

Рейно обвинял правительство в том, что оно в начале войны с Эфиопией не поняло, насколько глубоки были чувства, охватившие англичан. Палата следила с напряженным вниманием за этим блестящим развитием мысли: английская общественность предпочитает материальным выгодам защиту моральных устоев. Во имя защиты этих моральных устоев и борьбы против премирования агрессора она добилась изменения в правительстве. И оказалось, что, действуя таким образом, она следовала нашей собственной традиции. «Провал плана Хора – Лаваля – это победа французской идеи». В волнующих выражениях Рейно описал заседание палаты общин, на котором исповедовался Хор. По его словам, Англия приняла парижский план только потому, что не была уверена во французской поддержке. С большим остроумием он доказывал, что проблема итальянской экспансии не может быть разрешена в Африке; столь же убедительно доказал он, что отказ Муссолини принять мирные предложения обусловлен прежде всего глубоким противоречием, которое существует между женевской доктриной и фашистскими теориями. Его слова о необходимости сделать выбор между Англией, блюстительницей Устава Лиги наций, и Италией, враждебной Уставу, вызвали долгие аплодисменты. Муссолини и сэр Сэмюэль Хор поставили нас перед выбором. Не надо вызывать смятения общественности нефтяными санкциями. Чтобы применить эти санкции, нужно прежде всего согласие американского конгресса. «Во всяком обществе взаимопомощи надо платить страховую премию». Речь Поля Рейно, законченная в еще более возвышенном тоне, имела огромный успех у всех депутатов, от Бонневе до крайне левых. Так уже тогда проявлялись противоречия доктрин и характеров, сказавшиеся столь трагическим образом во время войны 1939 года.

В пятницу вечером, 27-го, палата заслушала также выступления Бибье и Габриеля Пери (против правительства) и молодого и энергичного Телье (за него). Я наблюдал за Лавалем: он воспринимал эти нападки хладнокровно и с видимым безразличием.