Игорь Талалаевский - Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта

Эльза. Лиличка, во-первых, «Про это» не переведена целиком. Во-вторых, предложить ее какому-либо режиссеру из видных — абсолютно невероятно. Я вот хотела, чтобы Луис Бунюэль, когда-то человек нам близкий, хотя бы просто прочел мой роман «Розы в кредит» — и то не вышло. Мне кажется, что ты говорила, что какой-то итальянский режиссер проявил интерес…

Лиля. Да, это был Федерико Феллини. Он прочел «Про это» в переводе на итальянский и был удивлен, что я жива, спрашивал, как со мной связаться. Я хотела, чтобы Феллини что-нибудь сделал из Володиной поэмы или про него. И я написала ему. Ответа не получила. Может быть, письмо не дошло? Или его ответ?

Эльза. 68 год. Дорогие, времена необыкновенные, ни на что не похожие! Студенческая революция в Париже! Висим на радио, ждем, переживаем. Господи ты, Боже мой! Я теперь убеждена, что право только сердце, что надо следовать только его побуждениям, оно умнее рассудка. Все трещит по швам. Жизнь человеческая гроша ломаного не стоит, и молодежь за нее не держится. Как сказано в Апокалипсисе: «Он любил жизнь, но не настолько, чтобы бояться смерти».

Лиля. Кажется, журнал «Огонек» решил нас растоптать. Вышла уже третья, самая позорная, статья про Володю, меня, его женщин. На друзьях лица нет, но сделать никто ничего не может: один из авторов — очень высокий чин из ЦК. Если бы я была помоложе, подала бы в суд и поступила бы глупо, толку все равно никакого. После первой статьи я была почти спокойна. А сейчас стала плакать и задумываться: как же мне теперь быть? Хорошо, что есть полное собрание сочинений Володи, можно справиться… Элик, Арагоша, мне очень, очень плохо. Одна только улыбка: кто-то сказал Володиной сестрице, что видел меня в Большом театре и что я была прелестна и чудесно одета — вся в серебре, сапожки, костюм. Она позеленела от злости. Она была уверена, что со мной покончено, что я — мокрое место. Буду теперь наряжаться, как елка, мать вашу так…

Эльза. Родные мои Лиля-Вася! Я уже написала две статьи об этой мерзости в «Леттрз Франсез». Если бы они хоть чем-то помогли! Похоже, что ваши верхи льют крокодиловы слезы: ах, как же это все плохо получилось! Но ничего того, что противне пропускают. В газетах — молчок. Мне не хочется, Лиличка, чтобы ты подавала в суд. Они ведь могут состряпать любые обвинения и документы. Бой слишком неравный. Ох, как мне это все не нравится! Уж очень они копошатся, уж очень усиленно и резво. А тут еще советские танки в Чехословакии! Что же это такое делается на белом свете!

Мы по-прежнему на мельнице. Надавали много новых лекарств. Попробовали запретить курить — я не курю. Подробовали разрешить пить спиртное — а я не пью! Словом, я осталась при своих привычках и образе жизни и строгом совете не переступать границы физических усилий, А кто ее знает, где эта граница?

Лиля. 69 год. Элик, вчера до глубокой ночи читала твою книгу. Это — встреча с тобой, это — ты. Это удивительно интересно! Как точно ты умеешь сказать о том, что чувствуешь, думаешь, знаешь… Как талантливо! Был тут у нас один доктор философии из Америки, который написал книгу о русском футуризме. Ничем, кроме футуризма и ЛЕФа. не интересуется. Сидим, разговариваем. Потом он говорит: «А есть еще интересная французская книга о Маяковском Эльзы Триоле». Я ответила: «Да, интересная, я читала. Эльза Триоле — моя сестра». Он остолбенел: «Как! Вы — Лиля Брик? Вы живы?» Шел-то он к Василию Катаняну, летописцу Маяковского, и понятия не имел, что живем мы вместе…

А я опять на днях упала у себя в комнате — скользкая подошва и скользкий пол — совсем не ушиблась, но от испуга вскрикнула. Вася выбежал из комнаты совершенно зеленый от испуга, и хотя я его убеждала, что мне совсем не больно, у него дрожали руки, он сел на пол рядом со мной и, не переставая, целовал меня. Теперь я знаю, по крайней мере, что он меня любит…

Эльза. У меня развилась настоящая «людобоязнь», как у бешеных собак водобоязнь, и как только кто-нибудь появляется на горизонте, как меня тут же одолевает тоска, недомогание, начинает болеть сердце, и я лезу под одеяло с головой. Все больше лежу, много сплю, у нас лето. Ну, как водится, летом можно спокойно умереть, все равно врачи отдыхают.

Вообще, все надоело. Пора «прекратить наслаждение». Свет этот покину с облегчением. Пишу с упоением один роман. Название «Соловей замолкает на рассвете». Представь, старые друзья, теперь уже старики, собираются и проводят вместе ночь, не зажигая света, чтобы не видеть друг друга, за городом, в комнате, выходящей в парк. Поет соловей. Полуразговоры… Женщина наполовину спит, ей снится прошлое, настоящее… Все это люди искусства, хотя жизнь сложилась по-разному, но все как-то «вышли в люди». Соловей поет, но все тише, тише… На рассвете хозяйку находят умершей.

Лиля. Твоя книга прекрасна! Она и обо мне. Я заболела после нее. До слез беспокоюсь о тебе, об Арагоше. О ваших сердцах.

Приснился сон: я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он ласково так вкладывает мне в руку пистолет и говорит: «Все равно ты то же самое сделаешь». Ничего не поделаешь, все умирают. И я умру. Неважно, как умереть, — важно, как жить. Я умереть не боюсь, у меня кое-что припасено. Я боюсь только, что вдруг случится инсульт, и я не сумею принять это «кое-что». «Вот такая картина», — как сказал один мой знакомый, сообщая одной женщине, что у нее умер муж. Его попросили сделать это очень осторожно…

Лиля Брик. Родилась в 1891 году. Бессмертная возлюбленная Маяковского. Литератор, сценарист, редактор, переводчик, актриса, скульптор, теоретик балета. Муза русских футуристов, Эйзенштейна, Мейерхольда, Качалова, Шостаковича, Любимова, Вознесенского, Параджанова и многих других русских, а также Ролана Пети, Леже, Пикассо, Ива Сен-Лорана. Покончила с собой в 1978 году, приняв смертельную дозу нембутала. В предсмертной записке напасала: «В моей смерти прошу никого не винить. Васик! Я боготворю тебя. Прости меня, и друзья простите». Согласно завещанию, прах развеян по ветру.

Эльза Триоле. Родилась в 1896 году. Выдающаяся французская писательница, лауреат Гонкуровской премии. Жена поэта и прозаика Луи Арагона. Автор многочисленных рассказов, повестей, романов, статей, переведенных на многие языки мира. Совместное с Арагоном собрание сочинений составило 45 томов. Пропагандист творчества Маяковского и русской культуры во Франции. Переводчик, организатор выставок и книжных ярмарок, сценарист. Умерла в 1970 году. Похоронена рядом с Луи Арагоном. На могильной плите — цитата из романа: «Мертвые беззащитны. Но надеемся, что наши книги защитят нас».