Борис Соколов - Двуликий Берия

Иосиф Виссарионович не утвердил также предложение перевести Добровольского и Герасимова в другую Армию, зато вынес им не просто выговор, а выговор с предупреждением. Была ужесточена и мера наказания майору Васильеву. Его Сталин решил снизить не только в должности, как предлагал Щербаков, но и в звании (РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 461, лл. 17–35).

Бросается в глаза, что за безобразия, творившиеся в Особых отделах 7-й Отдельной Армии, были наказаны только люди, занимавшие второстепенные должности, в сущности — стрелочники. Главные начальники, Добровольский и Герасимов, отделались, в сущности, легким испугом. Председатель же трибунала армии Севостьянов, послушно проштамповавший сотни сомнительных приговоров, в тексте приказа и вовсе не упоминался. А ведь он вынес оправдательный приговор красноармейцу Ефимову и выразил сомнение в доказанности обвинений по нескольким ранее рассмотренным шпионским делам только после того, как командующий армией генерал Крутиков направил донесение Сталину о непорядках в работе Особых отделов. В противном случае Севостьянов продолжал бы вместе с Особым отделом обрекать на смерть невинных людей.

Но Сталина судебные инстанции и правовые нормы вообще волновали мало. Неслучайно в приказе от 31 мая 1943 года приговор Керзону и Ильяйнену был прямо предрешен. Особому совещанию прямо предписывалось осудить их на 5 лет лагерей еще до всякого рассмотрения дела. Главными виновниками происшедшего Сталин и Щербаков решили сделать людей с иностранными фамилиями (может, подозревали подполковника Керзона в родстве со знаменитым лордом Керзоном?). Это тоже не было случайностью. Именно в годы Великой Отечественной войны, а особенно после Сталинградской победы, закладывались основы будущей кампании по борьбе с «космополитизмом». Тот же Щербаков еще 17 августа 1942 года получил записку начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрова, где выражалось беспокойство по поводу того, что «в управлениях Комитета по делам искусств во главе учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи)… В Большом театре Союза ССР, являющемся центром великой русской музыкальной культуры, руководящий состав целиком нерусский… Такая же картина и в Московской государственной консерватории, где директор — Гольденвейзер, а его заместитель — Столяров (еврей). Все основные кафедры консерватории возглавляют евреи… Не случайно, что в консерваториях учащимся не прививается любовь к русской музыке, русской народной песне и большинство наших известных музыкантов и вокалистов (Ойстрах, Э. Гилельс, Флиэр, Л. Гилельс, Гинзбург, Фихтенгольц, Пантофель-Нечецкая) имеют в своем репертуаре главным образом произведения западноевропейских композиторов». Георгий Федорович предлагал «разработать мероприятия по подготовке и выдвижению русских кадров» и «провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров в ряде учреждений искусства». В рамках этого обновления 19 ноября, в день начала советского контрнаступления под Сталинградом, было заменено руководство Московской консерватории. «Космополита» Гольденвейзера сменил «славянин» Шебалин. А 24 октября на имя Щербакова поступило предложение председателя Комитета по делам кинематографии И.Г. Большакова не утверждать на роль «русской княгини Ефросиньи» в фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» актрису Фаину Раневскую, поскольку «семитские черты у Раневской особенно ярко выступают, особенно на крупных планах». И ведь не утвердили! Правда, по иронии судьбы, заменили Раневскую на актрису, также не отличавшуюся «расовой чистотой», — Серафиму Бирман. В июле 1943 года поста главного редактора «Красной Звезды» лишился Д.И. Ортенберг, которому несколькими месяцами раньше Щербаков выговаривал за то, что в редакции «слишком много евреев», и потребовал их число немедленно сократить. Давида Иосифовича не спасла даже дружба с Мехлисом.

Поэтому неудивительно, что из Керзона и Ильяйнена сделали «козлов отпущения». Это вполне вписывалось в рамки одобренной Сталиным политики.

В приказе Сталина ничего не говорилось о конкретных методах ведения следствия, практиковавшихся СМЕРШем. Он и Щербаков прекрасно знали, что иными методами люди Абакумова работать просто не умеют. Начальник ГлавПУРа также прекрасно понимал, что на самом деле в своих обобщениях командарм Крутиков совершенно прав, но твердо придерживался старого партийного принципа — нельзя обобщать «нетипичные явления», а проще говоря, те, которые шли вразрез с марксистско-ленинской теорией и взглядами Сталина. Если признать, что органы контрразведки 7-й армии с начала войны так и не поймали ни одного шпиона, придется или ликвидировать, или коренным образом менять всю систему органов контрразведки, которая сама — плоть от плоти и кровь от крови советской партийно-государственной системы. А покушения на устои ни Александр Сергеевич, ни Иосиф Виссарионович допустить не могли. Напротив, Абакумов, с самого начала войны руководивший столь бесславной работой Особых отделов, на некоторое время стал одним из сталинских фаворитов и после войны возглавил Министерство государственной безопасности.

Если внимательно проанализировать доклад Щербакова, неизбежно приходишь к выводу — генерал Крутиков был прав в своем выводе, что подавляющее большинство дел о шпионаже было фальсифицировано Особыми отделами армии. Если хотя бы по некоторым из этих дел имелись объективные доказательства вины осужденных, а не только их собственные признания, начальник ГлавПУРа не преминул бы привести их в своем докладе. Что могло служить доказательством шпионской и диверсионной деятельности? Это, прежде всего, радиостанции, шифровальные блокноты, записи, содержащие разведывательную информацию, а также взрывчатка. Хотя, как это было в случае с Никулиным, взрывчатка могла предназначаться для глушения рыбы, а не для подрыва мостов. Не случайно Керзон и Ильяйнен так ухватились за найденный у Шведова трофейный пистолет — появилась возможность хоть таким образом связать его и Никулина с немецкой разведкой. На худой конец, неприятельские разведгруппы могут быть задержаны при попытке перейти линию фронта. Но и этого рода фактов в докладе Щербакова нет. Очевидно, подавляющее большинство шпионских дел в 7-й армии фабриковали точно так же, как и дела Шведова, Никулина, Ефимова и Масленникова. Только проверить обоснованность обвинений уже не было возможности — подсудимых успели расстрелять.

Метод, когда приговоренных к смерти подсаживали в качестве «наседок» к подследственным, от которых нужно было получить признательные показания, безусловно, не является изобретением особистов 7-й Отдельной Армии и даже НКВД в целом. Он стар как мир. Если кто смотрел гениальный фильм венгерского режиссера Миклоша Янчо «Разбойники» (в советском прокате — «Без надежды»), то наверняка запомнил его сюжет. Действие происходит вскоре после подавления венгерской революции 1848–1849 годов. Полицейский комиссар изобличает убийцу четверых и засылает его в лагерь, где содержатся люди, подозреваемые в уголовных и политических преступлениях. Убийце обещано помилование, если он найдет хотя бы одного преступника, который погубил больше четырех человек. Ясно, что тот, кто осужден к смерти, готов будет оговорить любого, надеясь, что «вышку» ему заменят тюрьмой.