Вера Корсунская - Рассказы о Чарлзе Дарвине

Лайель и Гукер написали, что необходимо собрать все документы, свидетельствующие о том, как давно Дарвин работает над вопросом о происхождении видов, его ранние очерки и послать вместе со статьёй Уоллеса в Линнеевское научное общество.

— Отвезите этот пакет в Кью и передайте его в собственные руки сэру Гукеру. — Голос Дарвина глухой и срывается. Старый слуга бережно берёт свёрток и молча кланяется доктору Дарвину… Такое несчастье в семье… мальчик умер, тяжело больны другие дети. Ах, горе, горе!.. Миссис Дарвин уж так убивается.

Епископ, голубятня и бульдог

— Брань и презрение невежественных людей очень мало меня обижают, но страшно становится от другого. Я вижу, что мои мысли часто искажают, передают их неверно. Вот это ужасно… Ужасно, потому что часто судят о моей книге со слов, не прочитав её, — тихо сказал Дарвин, обращаясь к жене.

«Да, много шума было за эти несколько месяцев», — подумала миссис Дарвин и ничего не сказала вслух.

24 ноября 1859 г. Дарвин опубликовал книгу «Происхождение видов». Это была не та, которую он писал два года назад, до получения рукописи Уоллеса. Он написал за это время новую книгу, меньшего объёма, и её раскупили в один день, потому что имя Дарвина уже было хорошо известно читающей публике по другим его книгам. Особенно хорошо принимали издание и переиздания его «Дневника путешествия».

Последняя книга сразу многих озадачила. Правда, «судьи», как Дарвин назвал Гукера, Гексли и Лайеля, одобрили, и это было важнее всего. Высказали одобрение и некоторые другие учёные.

Но служители церкви и религиозно настроенные люди заволновались, а похвалы «Происхождению видов», опубликованные в печати, только усилили их раздражение. И в ответ не замедлили появиться враждебные статьи. Книгу Дарвина ругали за её безбожное содержание.

— По крайней мере, я всегда могу сказать, что честно и обдуманно пришёл к своим взглядам, — прошептал Дарвин, медленно прохаживаясь по гостиной. Миссис Дарвин шила у окна. — Скоро будут наши друзья, — сказал он, посмотрев на часы.

— Во всяком случае наш Горас — убеждённый сторонник теории естественного отбора! Да, да, — подтвердил Дарвин, поймав удивлённый взгляд жены. — Вчера сын заявил мне: «Если бы все убивали гадюк, они стали бы меньше жалить». Я согласился с ним и сказал, что в этом случае их стало бы меньше. Горас даже подосадовал на мою несообразительность, заметив, что он совсем не это имел в виду: «Более робкие гадюки, которые уползали бы при встрече вместо того, чтобы кусать, выживали бы, и в конце-концов они перестали бы совсем кусаться». Видишь, какой мог быть естественный отбор трусов!

— Едут! Приехали! — Френсис вбежал в гостиную, сообщая, что гости, Гукер и Гексли, приехали.

— Победа, победа, епископ сражён, — громко сказал Гукер, входя в комнату и сердечно приветствуя хозяев.

— Расскажите всё, всё по порядку, мистер Гукер, и вы, мистер Гексли, — попросила хозяйка дома.

— Да, да! Я с нетерпением жду вас и очень огорчён тем, что не мог сражаться вместе с вами.

— Дорогой Дарвин, вы сделали самое большое. Вы дали нам оружие, которым мы можем бороться со всеми врагами «Происхождения видов». Им будут сражаться и другие, потом… когда нас уже не станет! — Пылкие слова Гексли до глубины души растрогали Дарвина, и он отвернулся, чтобы скрыть охватившее его волнение.

И Гукер начал свой рассказ о диспуте, который состоялся 30 июня 1860 г. в Оксфордском университете, где знаменитый епископ Уильберфорс, блестящий оратор, публично выступил против Дарвина и его книги «Происхождение видов».

— Заседание пришлось перенести в библиотеку. Собралось около тысячи человек. Сидели на подоконниках, и всё-таки многие должны были разместиться на лужайках во дворе.

— Что же за публика пришла? — не удержалась от вопроса миссис Дарвин.

— Самая различная. Много пышно разодетых леди из почитательниц епископа; конечно, много духовных лиц, репортёров газет и журналов. Пришли профессора, студенты. Царило общее оживление. Сначала был доклад американского учёного «Об умственном развитии Европы», потом ещё несколько небольших выступлений; всё ждали епископа. Наконец он появился за кафедрой, встреченный громом аплодисментов.

— Епископ сказал, — продолжал Гукер, — что теория естественного отбора совсем не убедительна и не правдоподобна. Кто докажет изменчивость растений и животных, о которой пишет Дарвин? А голуби, эта знаменитая голубятня, на основе которой Дарвин построил свой искусственный отбор, вся история голубей, кто же ей поверит!

Строить научные заключения на голубятне, — продолжал епископ, — это по меньшей мере смешно. А ведь мистер Дарвин придаёт происхождению домашних пород голубей от дикого горного голубя исключительно важное значение. Во всех своих рассуждениях о природе он исходит из искусственного отбора. Но каждому ясно: одно дело разводить голубей, а совсем другое — заниматься наукой!

Гукер умолчал о том, как подшучивал и издевался епископ над Дарвином и его последователями, как разыгрывал изумление перед смелостью человека, который выступает, по мнению епископа, со столь слабыми доводами в пользу своей теории. Голос епископа становился торжественным, как во время проповеди в церкви. Он негодовал по поводу оскорблений, нанесённых Дарвином привычным верованиям. И в такт его округлённым фразам и жестам негодующе качали головой важные леди и чопорные джентльмены. Обо всём этом Гукер не счёл нужным говорить.

— Епископ очень сожалел, что мистер Дарвин запутался в дебрях своих нелепых рассуждений вместо того, чтобы идти столбовой дорогой натуралиста, изучать мудрость бога в его творениях. Величие же и мудрость творца проявляются «в форме телец, в которых испаряется кровь», и в «цветах и плодах каменноугольной эпохи».

— Не удивляйтесь, дорогой Дарвин, ошибкам епископа. Он блестяще доказал своё полное невежество в естественных науках. Я продолжаю свой отчёт, — сказал Гукер. — Публика ничего не заметила, но кто-то из студентов даже вслух расхохотался. Учёные улыбались. Епископ продолжал говорить.

«Кто может думать об эволюции, о превращении одних видов в другие, когда есть такие удивительные, совершенно не подчиняющиеся обычным законам животной жизни органы, как аппарат, образующий яд у ядовитых змей и свойственный только им? Из чего он мог образоваться?»

Теперь студенты засмеялись ещё более дружно. Они могли бы объяснить епископу, что яд у змей выделяется железами, устроенными по общему типу желёз ротовой полости. На студентов тотчас зашикали, и они замолчали. А епископ тем временем грозно спрашивал: «И когда вообще кто-нибудь видел и точно доказал происхождение, превращение одних видов в другие? И до каких пределов мы должны допускать это превращение? Неужели можно верить тому, что все более полезные разновидности репы в огороде стремятся сделаться людьми?»