Андрей Кравцов - Русская Австралия

Русские служили в австралийской армии наравне с австралийцами. Превозмогая страх, они поднимались в атаки как пехотинцы, рыли окопы и туннели как саперы, выносили с поля боя раненых как санитары, доставляли боеприпасы под огнем противника как погонщики лошадей. Процент убитых и раненых, больных и плененных среди них был такой же, как по всей австралийской армии в целом. И все же их ноша была порою тяжелее, чем у их австралийских соратников, тяжелее на неизмеримую величину — быть русским среди австралийцев. В повседневной окопной жизни австралийцы относились к русскому происхождению своих сослуживцев как к безобидной особенности. Но терпимость имела свои границы, и первое, что выделяло русских, а часто и определяло отношение к ним, было несовершенство их английского языка. Следствия этого были различны. Иногда это влияло на общую оценку солдата: «Он говорит очень мало по-английски и кажется тупым и бесполезным… умственно неполноценный», «Он — русский и говорит не очень вразумительно». Такие оценки оказывали прямое влияние на служебную карьеру солдата. В некоторых случаях из-за языковых проблем русских даже увольняли из армии.

Тем не менее немало русских служили и в «элитных» частях. Например, около 50 россиян воевали в артиллерии. Самая блестящая карьера здесь принадлежит Норману Майеру из-под Могилева, племяннику знаменитого Сиднея Майера, которому предстояло стать одним из богатейших людей Австралии. Начав службу 20-летним студентом в чине рядового, он закончил ее лейтенантом, командующим колонной амуниции. Около 40 уроженцев России стали пулеметчиками. Несколько человек воевали в составе Австралийского авиационного корпуса; служили русские и на автотранспорте, который появился в армии уже во время войны. Свыше 20 россиян служили в медицинских частях, в основном в полевых госпиталях. Среди них необычной была судьба русского доктора Михаила Клачко. Накануне войны он отправился из Англии на Дальний Восток на борту немецкого корабля «Лутзов». Начало войны застало корабль в Красном море, где немецкая команда незамедлительно интернировала Клачко. Но вскоре корабль был захвачен англичанами, и его высадили в Египте. Здесь он служил в британских медицинских частях, а затем перешел на службу в 1-й Австралийский госпиталь в Гелиополисе. Оказалось, что Михаил — искусный пластический хирург. Многие австралийские анзаки, вывезенные в Египет с Галлиполи с тяжелыми черепно-лицевыми ранениями, были возвращены к жизни благодаря его мастерству. Даже австралийский министр обороны выразил личную признательность Клачко за его службу. В сентябре 1916 г. он приехал в Австралию, сопровождая раненых, и некоторое время служил врачом на призывных пунктах. Однако вскоре его романтическая связь с австралийской девушкой, которая бежала с ним в Россию, а затем в Китай, изменила отношение к нему австралийских властей, которые упорно отказывали ему в натурализации.

Наконец, не менее двух десятков россиян служили в австралийской военной полиции и в штабе армии. На такие посты они обычно попадали после ранения на передовой. Так, Уильям Деонк, награжденный за героизм в Галлиполи медалью, был переведен в военную полицию после ранения на Западном фронте. В полицейской разведке служили два моряка из Прибалтики — Николай Коцебу и Николай Рерих. В службе разведки состоял и Георгий Камышанский, сын высокопоставленного русского чиновника, знавший французский и немецкий языки. Николай Федорович, журналист, служил в штабе в Лондоне. Щия Фельс, гранильщик алмазов, будучи тяжело ранен вскоре после высадки в Галлиполи, был демобилизован, однако не считал свою войну законченной и отправился в Лондон, где пытался вступить в авиационные части. Когда из-за инвалидности он был отвергнут, то поступил в британскую военную разведку, где прослужил до конца войны.

Кроме армии, россияне служили и в других военных подразделениях Австралии, в частности в военно-морских силах. Так, Юлиан Шабловский, корабельный повар из Польши, стал первым россиянином, служившим за пределами Австралии. Он покинул Австралию уже в августе 1914 г. на «Берриме» в составе австралийских ВМС, которым предстояло провести успешный рейд по захвату немецких колоний в Новой Гвинее. Парфен Грехов, демобилизованный из армии после увечий в Галлиполи, в мае 1918-го тоже вступил в ВМС и был направлен в Рабаул и Кокопо на острове Новая Британия.

Хотя язык и мог стать камнем преткновения, во многих случаях, однако, способности человека как солдата определяли отношение его товарищей и командования. Например, вскоре после переброски войск во Францию возникла проблема с цензурой русских писем. Русские жаловались в российское посольство в Лондоне, что им не разрешают писать домой на родном языке. Согласно существовавшим инструкциям, только письма, написанные по-английски или по-французски, направлялись цензору, письма же на русском языке уничтожались или возвращались отправителям. В июне 1916 г. командир 7-й бригады писал в штаб: «В 26-м батальоне есть шесть русских, все превосходные солдаты, прошли с батальоном Галлиполи. Нельзя ли организовать, чтобы их письма проходили цензуру какого-нибудь русского офицера во Франции или русского консула, поскольку их письма домой не могут проходить цензуру в дивизии, и тот факт, что вследствие этого они не имеют возможности переписываться со своими родственниками в России, воспринимается ими очень болезненно. Если они посылают домой письма, написанные по-французски или по-английски, очень маловероятно, что кто-нибудь сможет перевести их у них на родине». В результате привлечения внимания военных к этой проблеме была сделана поправка в цензурных инструкциях с учетом нужд русских, и майор Л. Ф. Артур, квалифицированный русский переводчик, согласился цензуровать письма.

Другое свидетельство отношения к русским со стороны военного командования можно найти в досье военно-полевых судов. Во многих дисциплинарных случаях, например при использовании «неуставного языка», их русское происхождение вообще не упоминается, и судебный процесс был вполне беспристрастный. Так, когда Михаил Немировский обругал унтер-офицера, суд приговорил его к 28-дневному наказанию с оговоркой: «По мнению суда, Немировский был спровоцирован, и рекомендуется обвиняемого простить». Артур Кодак был сочтен невиновным в конфликте со старшим по званию, заставившим его выполнять тяжелую физическую работу, когда он был болен. Николай Родионов, плотник из Перми, будучи пьян, обозвал другого военнослужащего «британским ублюдком», когда тот толкнул его, дурачась со своим дружком. В досье русское происхождение Родионова не упоминалось, и его командир дал ему хорошую характеристику. Более того, иногда командиры упоминали русское происхождение солдат как довод для снисходительного отношения к ним. Например, на суде над Томасом Томассоном, финским моряком, который обвинялся в самоволке и попытке вырваться из-под стражи, его командир лейтенант Слейд заявил: «Обвиняемый — русский, и иногда ему было трудно понять нашу систему дисциплины, но всегда, когда ему все было объяснено, он поступал правильно». Хотя и нечасто, но такие командиры встречались даже в те времена.