Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991

<…>

Молодые авторы фантастики заняты не одними лишь семинарами, их иногда и публикуют. Подборку произведений молодых фантастов в шестом номере журнала «Литературная учеба» сопровождает статья АНа.

У меня есть три желанья —Нету рыбки золотой…

Я начну с банальности. Практически вся мировая литература ставит во главу угла некое желание и историю исполнения или НЕисполнения его. Желание обрести новую шинель. Желание привести себя в соответствие со своим представлением о себе. Желание ничего не желать. Желание все познать и все испытать.

Этой же поистине каиновой печатью отмечена, естественно, и мировая фантастика — праматерь и современница всех видов литератур, известных в нашем мире. (Почему же — каинова? — спросит дотошный читатель. Да потому, что осознанное желание, желание существа, именуемого «гомо сапиенс», неимоверно усложненное наследие далеких наших хвостатых предков, явилось причиной первого в истории человечества преступления, зафиксированного в мировой литературе.) Я бы сказал даже, что именно в мировой фантастике психосистема «желание и его исполнение или неисполнение» всегда находила наиболее четкое и открытое образное воплощение.

Вероятно, сказанное явится неким даже откровением для многих почтенных литературоведов. (Есть одно маленькое отступление. Мне самому не раз приходилось слышать, что фантастика — литература, точнее — недолитература, которую жулье пишет для слабоумных на тему «ты лети, моя ракета». Подобно бедняге Журдену, не подозревавшему, что он говорит прозой, думающие так не подозревают, что лучшие образцы отечественной, в частности, фантастики дали Пушкин и Гоголь, Салтыков-Щедрин и Достоевский, Алексей Толстой и Булгаков…) Но всякий умеренно-разумный читатель, чье мировоззрение не исковеркано литературоведческими догмами, кто не проникся желтой мудростью солидных трудов о бабизме-ягизме и о возможной связи золотого петушка с курочкой, несущей золотые яички, всякий разумный читатель, повторяю я, отлично сознает или, на крайний случай, интуитивно чувствует огромную мощь глобальных обобщений, присущую фантастике и — увы! — зачастую недоступную прочим видам литературы.

«Желаю и не желаю». Что получается при исполнении желаний и как оборачивается дело при исполнении нежеланного. «Туманность Андромеды», «451° по Фаренгейту»… Для читателя это откровения. Для упомянутого литературоведа это непосильный труд. Из всего неисчерпаемого богатства «Мастера и Маргариты» он осторожно выберет темочку «Образ Ивана Бездомного как типичного представителя пролетарской интеллигенции первого поколения». (И кстати, будет в своем праве. Но какое же это убогое право!)

«Не верю! Чего он меня пугает?» — вопит литературовед, с трудом одолев «Гиперболоид инженера Гарина». А в этот момент над его ухоженными седыми кудрями, в двухстах километрах, мертво и зорко, нестерпимо блестя на солнце, скользит спутник-истребитель, начиненный ядерной взрывчаткой. «Не верю! Не желаю я жить в этом будущем!» — надрывается он, со скрежетом зубовным одолев несколько глав «Туманности Андромеды». Да кто тебя туда пустит? — хочется резонно ему ответить. «Не ве…» — начинает он, перелистав по диагонали «Шагреневую кожу», но тут же спохватывается: его еще в школе учили, что Бальзак — великий писатель.

Все это, может быть, и так, скажет нетерпеливый читатель, но где же обещанный разбор?

Будет сейчас и разбор. Но предварительно еще несколько замечаний. Во-первых. Вышеизложенное должно восприниматься как некий панегирик руководству «Литературной учебы», взявшему на себя ответственность поместить на страницах журнала (за все время существования его был пока один такой случай) подборку произведений писателей-фантастов. Во-вторых, говоря о литературоведе, я вовсе не имел в виду таких замечательных работников, как В. Лакшин, Л. Яновская, А. Зеркалов и прочих, им подобных, с живым воображением, огромной восприимчивостью и страстью к анализу. В-третьих, разбор я начну с самой значительной вещи подборки, с повести В. Бабенко «Игоряша Золотая Рыбка».

Как очевидно читателю, это повесть об исполнении желаний. Тема достаточно традиционная и для фантастики, и для реалистической литературы. Достаточно вспомнить «Сказку о рыбаке и рыбке», «Шинель», «Шагреневую кожу», «Человека, который мог творить чудеса», «Бататовую кашу». (Не будем затрагивать здесь исполинского «Фауста», иначе пришлось бы делать слишком много оговорок и отступлений.) Герои всех упомянутых произведений кончают в достаточной степени скверно — легче всех отделывается Старик, вернувшийся к разбитому корыту, и плюгавый мистер Фодерингей, в ужасе отказавшийся от своего дара и вернувшийся в свое первобытное, «дочудесное» состояние. Творческие задачи, которыми руководствовались авторы (как выразились бы литературоведы), были очень разными. Пушкин создал гениальную притчу на мотив народного присловья о глазах, которые больше желудка. Исполнитель желаний — волшебная Золотая Рыбка. Гоголь восплакал о «малых сих», ничтожность этих «малых» определяют сугубо реалистические средства исполнения их желаний: многолетнее откладывание по грошу с каждого истраченного рубля… и так далее.

В наши дни за тему «исполнение желаний» взялся молодой писатель-фантаст Виталий Бабенко. (И не надо хихикать, уважаемые читатели: «Ха-ха! А. Пушкин, Эн Гоголь, Гэ Уэллс и… ха-ха… Вэ Бабенко!» Были, были прен-цен-ден-ты, дорогой читатель, помните? «На Парнасе было скучно. — Что-то новенького ничего нет!» — зевая, сказал Жан-Батист Мольер. «Да, скучновато, — отозвался Шекспир…» Помните «театральный роман»?)

Мы, братья Стругацкие, неоднократно подчеркивали теснейшую, перехлестную связь между некоторыми разновидностями сатиры и фантастикой, некоторое обменное взаимодействие между ними, как сказали бы физики. Во избежание нелепых ухмылок не стану здесь приводить примеры из классики, но берусь утверждать, что «Игоряша» являет собой прекрасный пример этой связи.

С первой же страницы повести перед нами появляется Игоряша во всей своей красе, простой советский мещанин-потребитель, социальное ничтожество, топологический аналог Акакия Акакиевича и сопливого самурая из «Бататовой каши» Акутагавы, российский мистер Фодерингей с поправкой на Великую Революцию и статью 39 нашей конституции. Ежели ему вымажут морду горчицей, он не станет нюнить, как Акакий Акакиевич: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» Нет, он развернется и… смотря кого. Да вы сами знаете его, дорогой читатель: ежели кто сильненький, так он приятно ухмыльнется и тут же намажет горчицей физиономию слабейшему.