Юлия Белова - Клан

Учитывая все эти моменты, американцы спрашивали себя, как повлияет присутствие на политической сцене младшего брата-сенатора на положение его старшего брата-президента?

Но для Эдварда Кеннеди пока что большее значение имела проблема нахождения собственного места в Сенате. Его коллеги провели там не один десяток лет, многим из них Кеннеди годился в сыновья, если не во внуки, и они с крайним неодобрением взирали на его молодость. Нельзя сказать, что в Сенате совсем не было молодых законодателей — но и они были старше Кеннеди. В 1963 году он был самым молодым сенатором за всю историю США, и его рекорд был побит только в 1973 году сенатором-демократом Джозефом Байденом, который оказался на несколько месяцев моложе.

Кеннеди должен был четко определить линию поведения в Сенате. Попадая в Конгресс, каждый законодатель вынужден выбирать между двумя путями своей деятельности. Первый путь — это использование Сената в качестве трибуны и, в конечном счете, трамплина. Второй путь — это путь человека, пришедшего в Сенат с тем, чтобы реализовать те или иные идеи через выработку и принятие соответствующего законодательства. Этот путь требует кропотливого труда, терпения и умения находить компромиссы. Конечно, ни один из этих путей не существует в чистом виде, но все ж в той или иной степени законодатели склоняются либо к одному пути, либо к другому.

В свое время Джон Кеннеди, будучи конгрессменом и сенатором, больше тяготел к первому пути. Позднее на него вступил и Роберт Ф. Кеннеди. Но для младшего из братьев открылся второй путь. Вряд ли это был сознательный выбор — во всяком случае на первом этапе — скорее стечение обстоятельств.

Эдвард Кеннеди просто не мог использовать Сенат как трибуну. Он был новичком в Сенате, всего на всего младший сенатор от штата Массачусетс, младший не только по возрасту, но и по положению, так как другой сенатор от этого штата — старший сенатор — Л.Салтонстолл был избран раньше его. И как младший сенатор и новичок Кеннеди должен был знать, тем более, что это постоянно твердил его брат-президент, что новичков в Сенате видят, но не слышат. Вот это и является управляющим Сенатом правилом старшинства.

Хотя при голосовании каждый сенатор имеет один голос, влияние сенаторов далеко не равнозначно. Например, члены разных комитетов Сената имеют разное влияние, а уж председатели комитетов могут считаться баронами, герцогами или королями, по своей воле проталкивая или навечно хороня законопроекты, проходящие через их комитеты. Ни один сенатор не может стать эффективным законодателем, не попав во влиятельный комитет, а попасть туда можно лишь при учитывании ранга сенатора в системе старшинства, иными словами его стажа в Сенате (в специальных справочниках Конгресса старшинство указывается числами, чем меньше число — тем выше ранг сенатора). Конечно, бывает, что не обходится без элементарного везения, когда в каком-нибудь комитете открывается вакансия, и новичок попадает в престижный комитет в самом начале карьеры, но такое случается редко. В дальнейшем учитывается уже старшинство сенатора в комитете и когда более старший сенатор выбывает из комитета, повышается старшинство более младших сенаторов. Это дает сенатору возможность пройти путь от младшего сенатора до председателя комитета, но надо помнить, что председателем может быть только сенатор от партии большинства в палате.

Конечно, система старшинства далека от идеала, она способна подавить инициативу рядовых членов Сената, и против нее поднималось немало бунтов, но в этой системе есть и немало разумного. Прежде всего она заставляет новичков усиленно учиться. Первый год является годом ученичества, когда сенатор вовсе не выступает с речами. Вновь избранный сенатор должен понять, что Сенат это замкнутый клуб — по крайней мере таким он был в 1960-х годах — где прежние заслуги не учитываются. Это если они есть… И хотя новичка не слышат, его прекрасно видят, оценивая способности к учебе и работе. Только профессионализм открывает путь к доверию и уважению коллег.

Вторая проблема новоиспеченного сенатора заключается в его имени. Он был не просто сенатором от Массачусетса, он был братом самого президента. Коллеги Кеннеди прекрасно понимали, что он-то в любом случае получит доступ в Белый Дом, не зависимо от своих заслуг. Поэтому Кеннеди должен был вести себя особенно сдержано, никак не афишируя свои особые отношения с Белым Домом, что могло бы вызвать досаду коллег, тем более что он все равно не обладал тем влиянием, которое можно было бы предположить. Да, ему были рады в Белом Доме, но так, как бывают рады младшему брату, а не сенатору. Ему даже готовы были дать политический совет, но это дать ему, а не выслушивать от него.

Бенджамин Бредли рассказывал в своей книге о таком эпизоде. Как-то в конце января 1963 года он увидел, как Эдвард Кеннеди что-то говорит президенту, а тот заливается смехом. «Вот мой канал связи с Белым Домом, — заметил потом младший Кеннеди и рассказал, как пытался привлечь внимание президента к некоторым аспектам безработицы в Массачусетсе. — И знаете, что он мне сказал? «Пошел к черту»!».

Но это были мелочи. Эдвард Кеннеди сталкивался и с более серьезными проблемами, которые заставляли задумываться о будущем. Дело в том, что Джон часто раздумывал, что он будет делать после истечения срока своих президентских полномочий. Иногда он думал не заняться ли ему преподаванием в университете, иногда — не вернуться ли ему в Сенат. И вот однажды на приеме в Белом Доме Жаклин Кеннеди спросила Эдварда, вернет ли он старшему брату место в Сенате, когда придет время. Что, спрашивается, можно ответить на подобный вопрос? Кто-то, возможно, просто отшутился бы, кто-то спросил «А с какой стати?», но Эдвард, как преданный брат, сказал, что конечно вернет. Но тут уж, должно быть, президента проняло, и он строго настрого запретил жене так обращаться с его братом и тревожить его насчет будущего.

И, однако же, не смотря на все эти обстоятельства любое высказывание Эдварда могло быть воспринято общественностью как мнение президента, высказанное через него. Поэтому ему приходилось быть очень осторожным в своих действиях, чтобы ненароком не повредить президенту. Да и сам президент налагал ограничения на его деятельность. Еще в ходе выборов 1962 года он запретил Эдварду даже упоминать о Карибском ракетном кризисе в его предвыборных речах. Позднее, когда летом 1963 года в Вашингтон прибыл Марш бедноты, организованный Мартином Лютером Кингом, сенатор хотел посетить лагерь участников марша и поговорить с ними, но Джон Кеннеди наложил запрет и на эту идею. И подобные запреты были далеко не единственными. В результате всех этих ограничений, Кеннеди начал размышлять, а стоит ли ему вообще оставаться в Сенате и не лучше ли будет в 1964 году добиваться избрания на пост губернатора Массачусетса, где он будет независим и получит, наконец, возможность действовать. Впрочем, это настроение быстро прошло, но дало Эдварду способность сочувствовать людям. Сам же сенатор решил поднабраться терпения, которое явно должно было ему пригодиться. Ведь ему только-только исполнился тридцать один год — слишком мало для политика — и у него было два старших брата, а Джон Кеннеди мог рассчитывать сохранить свой пост до 1968 года, да и Роберт имел право реализовать свои честолюбивые устремления. Поэтому Эдвард должен был планировать свою работу в Сенате на долгие годы вперед и отложить изменения в своей судьбе на неопределенный срок.