Дмитрий Оськин - Записки прапорщика

— Я ехал в поезде, который последним отошел из Петрограда. Пассажиры рассказывали. Затем слышал разговоры железнодорожников в Киеве, Жмеринке. Я думаю, что в штабе полка уже известно, только молчат.

Рассказал Блюму все слышанное в пути.

— Не вовремя, — задумчиво проговорил Блюм. — Только было силы накопили. Америка в войну вступила, еще несколько месяцев — и немцам крышка. А ведь революция несет за собой развал фронта.

— Почему развал фронта? — возразил я. — Солдаты с большой охотой будут драться в чаянии получить землю от помещиков.

— Дадут ли землю-то мужику?

— Революция! Нельзя не дать!

— Вы говорите, что Родзянко с Милюковым предложили другую кандидатуру в цари — Михаила Александровича. А раз будет царь, то насчет земли вопрос сложный.

— Поживем — увидим.

Поговорив около часа с Блюмом, я пошел к себе, где застал пришедших Борова и Земляницкого.

— Расскажи, хлопче, подробнее, что ты знаешь. Этот сукин бис Хохлов помешал давеча.

Я повторил уже рассказанное Блюму.

— Ох, хорошо, друже, что революция! Только как фронт к этому отнесется?

— Фронт это — мы!

— Ну, не совсем «мы». Между солдатами запасных полков и солдатами фронта большой антагонизм. Фронтовые солдаты не любят тыловиков. Если там совершается революция, а фронту ничего не пообещают, то это может вызвать плохие последствия. Во всяком случае нам надо быть начеку. Безусловно будут попытки со стороны кадровых офицеров настроить солдат против революции. Подождем завтра. Какие будут сведения. А потом обдумаем, что надо делать.

На следующий день с раннего утра всему полку стало известно о происшедшей революции.

Через шоссе, по обе стороны которого расположено село Омшанец, протянулись красные плакаты с надписями:

В ротах ликование. Офицеры несколько испуганы, не зная, как себя держать с солдатами. Чувствуется напряженность.

Глава VII

Братание

После манифеста об отречении Николая, поступил второй манифест об отречении Михаила до созыва учредительного собрания. В предписании штаба армии предлагалось объявить манифесты по ротам и командам.

Во всех ротах и командах митинги. Офицеры разъясняют содержание манифестов, говоря, что образование Временного правительства является актом, направленным на мобилизацию всех живых сил страны для успешного завершения войны, т. е. победного конца.

Манифест Михаила Александровича несколько туманен.

Блюм говорит, что здесь скрытый смысл: мол, ежели Учредительное собрание выберет Михаила Александровича царем, то он примет императорский престол без возражений. А до этой поры он не хочет возиться с «грязным делом».

Так или иначе, царя нет.

Получены первые газеты.

Зачитываемся речами Милюкова, Керенского.

Интересует фигура Родзянко, этого маститого председателя Государственной думы, безусловно монархиста, который с непокрытой головой приветствует восставшие полки, приходящие к Таврическому дворцу.

Кадровые офицеры иронизируют над речами Милюкова, Керенского. Особенно отличается Хохлов, который презрительно подчеркивает каждую революционную фразу.

Вчера сидел с Блюмом за чтением свежих газет, причем Блюм обратил мое внимание, что хотя и революция, хотя и свергли царя, образовали революционное правительство, но в этом революционном правительстве нет ни одного социалиста.

— Все это показывает, — говорил Блюм, — что произошла буржуазная революция и у власти поставлены представители капитала.

— Керенский — социалист, — возразил я Блюму.

— По-моему он был народником, — ответил Блюм, — разве теперь стал социалистом-революционером. Львов, председатель министров — крупный буржуа, Гучков, назначенный военным министром, определенный монархист, лидер союза октябристов. Милюков — кадет. Терещенко — крупный сахарный фабрикант и т. д. Лишь Керенский — адвокат и бывший народник. Я думаю, — говорил Блюм, — что это только начало. Революция безусловно расширится.

Я смотрел на Блюма непонимающими глазами, так как в политических вопросах и в партиях смыслил мало.

— Весь вопрос, — продолжал Блюм, — сейчас в армии. Если офицерство действующей армии поддержит новое правительство, то возможно, что война будет продолжаться с немцами именно до победного конца, Но, судя по настроению кадровых офицеров, они склонны потребовать обязательно монархии. Старым офицерам невыгодно не иметь верховного вождя армии, а верховным вождем армии всегда является император.

Из штаба сообщили, что Радцевич-Плотницкий приглашает офицеров на прощальный ужин. Пошел и я. Собрались почти все офицеры полка, находившиеся в Омшанце. Вместо традиционного офицерского приличествующего в таких торжественных случаях первого тоста за императора на сей раз Хохлов, открывая ужин, поднял бокал за доблестную русскую армию. Затем кадровые офицеры выступали с тостами за Радцевича-Плотницкого, перечисляя его таланты и заслуги по работе в 11-ом полку. Ни звука за все время ужина о происшедших событиях. А ужин затянулся до четырех часов утра. Много вина. Несколько раз при магнии снимали участников ужина. Под конец качали Радцевича-Плотницкого. Желали ему дослужиться до командующего фронтом. Почти на рассвете разошлись по своим хатам.

Ранним утром Радцевич уехал. В тот же день, шестого марта, прибыл новый командир полка, генерал Протазанов. Уже пожилой, лет за пятьдесят, с георгиевским крестом, полученным им еще в Русско-японскую войну. С ровными движениями, спокойным голосом, он производил благоприятное впечатление. В первый же день приезда пригласил к себе офицеров, чтобы познакомиться. Каждого офицера расспрашивал об образовании, о времени прибытия на фронт, имеющихся заслугах и наградах и заканчивал беседу словами: будем работать вместе на благо родины и доблести русской армии.

На другой день Протазанов приказал собрать весь полк, к которому обратился с приветственными словами. Полк для встречи командира был построен в Ветерлецком лесу, километрах в четырех от Омшанца. Весь полк настороженно следил за каждым движением и словами командира. Его вступительное слово сразу приковало внимание.

— Товарищи! — начал он.

Это слово впервые было произнесено в полку за все двухсотлетнее его существование.

— Товарищи! — повторил Протазанов. — Волею высшего начальства я назначен командовать доблестным 11-м полком. У вас до сих пор были прекрасные командиры, которые вели вас к победе. Со своей стороны я приложу все усилия, чтобы славный 11-й полк и впредь был таким же геройским. Моя задача облегчается тем, что мы сейчас вступили в новую эпоху жизни нашей великой матушки России. Русский народ, как могучий богатырь, поднялся и стряхнул со своих плеч многовековое иго русского царизма, свергнул деспотическую монархию, на смену которой пришла свободная демократия. Отныне наша матушка святая Русь стала свободной страной. Чтобы эту свободу закрепить, надо покончить с исконным врагом — немцами. От своей армии русский народ требует доведения войны до победного конца. Мы должны разбить немцев. Призываю вас, товарищи солдаты и офицеры, к дружной боевой работе на славу полка, для счастья свободной России. Ура!