Илья Вергасов - Останется с тобою навсегда

- Сорок дней марша по непролазной грязи... И чтобы всегда быть под рукой штаба армии. Офицеры полка по три часа в сутки спали, иные просились на передовую...

- Я уже наслышан, Леонид Сергеевич. Бог с тем, что было. Важно, что есть, а еще важнее, что будет. Идет?

* * *

Одно дело самому стоять в строю, уставясь глазами на того, кто встречает батальоны, роты, взводы. Даже и тогда у тебя, затерявшегося где-то в глубине колонны, пробегают по спине мурашки. И совсем другое, когда на тебя глядят тысячи и тысячи глаз.

Землю под собой не чую, леденеет сердце, но шаг чеканю. Оркестр грянул встречный марш. Шаги сливаются со стуком сердца. Великолепным строевым, прижав пальцы ко швам брюк, приближается начальник штаба. Музыка обрывается под его голос:

- Товарищ подполковник! Вверенный вам отдельный стрелковый армейский запасный полк поднят по тревоге и по вашему приказу построен! - Сапрыгин лицом поворачивается к полку.

Здороваюсь, командую:

- Вольно!

Команда подхватывается офицерами и, как откатывающаяся волна, тонет в пространстве.

На правом фланге - колонна штаба полка.

- Товарищи офицеры! - зычно выкрикивает незнакомый капитан.

Не задерживаясь, одним взглядом охватив строй - успел заметить многих с нашивками о ранениях, - иду к ротам застывшего правофлангового батальона.

Капитан, с чубом, торчащим из-под фуражки, с шальными глазами, лихо вскинув руку к козырьку, рапортует:

- Товарищ подполковник! Учебный батальон в полном составе при боевом вооружении выстроен. Командир батальона капитан Шалагинов!

- Здравствуйте, капитан.

Смотрю в глаза. Взгляд выдерживает.

Солдаты, сержанты и офицеры... Они наблюдают за мной с тем пристальным вниманием, с каким смотрит человек под ружьем на того, от кого всецело зависит его судьба, примеряясь: кто ты, с чем пришел?

Впереди второй роты вытянулся в струнку старший лейтенант - богатырь, глаза голубые, будто слегка выцветшие, брови - как пучки пересушенного сена, губы сочные, по-детски приподнятые в уголках. На широкой груди алеет орден Красного Знамени. Представляется:

- Командир второй роты старший лейтенант Петуханов!

Небольшая припухлость под глазами. Болен или и этот пьет?

- Здравствуйте, старший лейтенант. Как ваши орлы?

- На все сто, товарищ подполковник!

В строю солдаты - рослые как на подбор.

Приглянулась и рота автоматчиков. Здесь все поскромнее - ни роста, ни ширины плеч, взгляды построже. Солдаты напоминали мне партизан-подрывников, умевших подбираться к железнодорожному полотну на самых опасных участках. Их командир, лейтенант Платонов, с нашивками за ранения. Награды ни единой.

- Представлялись?

- Не могу знать, товарищ подполковник. Ранят - в госпиталь. Подлечат на передовую. А там не успеешь оглянуться - опять шандарахнут. Так до запасного полка...

Батальон порадовал. Начштаба, улавливая это, заметил:

- Штаб полка непосредственно занимается подбором личного состава учебного подразделения.

Было ощущение, что шел не я, а на меня надвигалась темная масса колонн, уходящих до самого подлеска. Выстроены? Нет. Сколочены. На флангах колонн - офицеры в кирзовых сапогах, в солдатских гимнастерках. Ко мне шагнул майор, худощавый, с выпуклыми глазами и желтоватым лицом. Вид не бравый, но не придерешься.

- Майор Астахов, командир первого стрелкового батальона! Отрапортовав негромким голосом, он широко шагнул в сторону, как бы открывая поле обзора: смотри, перед тобой все и всё.

Я смотрел: первая рота, вторая, третья, четвертая, пятая, шестая...

- Да сколько же их у вас?

- Одиннадцать.

- Формируете маршевые?

- У нас главное - списки вовремя в штаб представить. - Острый взгляд на Сапрыгина.

- А учеба?

- Тяп-ляп, два прыжка, два скачка, три выстрела боевыми - и, как говорят моряки, товсь!

Сапрыгин с выдержкой:

- Майор Астахов любит в жилетку поплакаться. - Повернувшись ко мне, уточняет: - Для подготовки впервые призванных дается двадцать суток...

- Только формально, - дерзко перебивает Астахов. - Да и какая это, к чертовой матери, учеба! Ни тактического поля, ни стрельбища.

- Но марш закончился, - бросает Сапрыгин. - У вас шанцевый инструмент и сотни солдатских рук. Вот и действуйте. Или нуждаетесь в няньке?

Обменялись любезностями, пора прекращать. Спрашиваю у Астахова:

- Сколько в батальоне необмундированных?

Он неторопливо расстегнул планшет, достал записную книжку, надел очки и сразу стал похож на сельского учителя.

- Требуется одна тысяча двести шесть комплектов. Заявка дана своевременно.

Астахов вытянул длинную шею, и взгляд его остановился на майоре с пухлыми красными щеками, в новеньком кителе, хромовых сапогах, с орденом Отечественной войны второй степени. Он шагнул ко мне, откашлялся и неожиданно высоким голосом доложил:

- Заместитель по тылу майор Вишняковский!

- Внесите ясность.

- Армейские вещевые склады за Ингульцом, товарищ подполковник.

- А наши?

- В Цебрикове, но в них...

- А вы?

- При штабе.

- Считаете, что здесь, именно здесь ваше самое нужное место?

Щеки хозяйственника еще сильнее покраснели.

...За ротой рота, за батальоном батальон. Подразделения, подразделения... Многие хорошо чеканят шаг. Восемнадцатилетние сбивают строй. Они еще не обмундированы. Вспомнился июнь сорок второго. К нам в партизанский лес однажды сбросили тысячу комплектов солдатской одежды. И, боже мой, как поднялся дух в отрядах! С какой хваткой проникали через заставы и секреты, как здорово лупили фашистов, идущих на штурм Севастополя. А тут - сорок четвертый и...

Рассеивался апрельский дымок, день светлел, Высоко в небе зарокотал мотор. Я посмотрел на Сапрыгина.

- Посты наблюдения за воздухом выставлены, - опередил он мой вопрос.

В начальнике штаба я стал замечать то, что в первую встречу не бросалось в глаза: внутреннюю собранность.

Замполит шел со мной рядом, молчал, но говорили его глаза: а не пора ли кончать?

Я встал лицом к полку:

- Батальоны, по местам!

Комбат учебного, встряхнув чубатой головой, звонко скомандовал:

- Первая р-рота пр-рямо, остальные... нале-оп!

Чеканя шаг, идет взвод за взводом, старательно бьет ступнями о землю, вот-вот толока затрясется. Сам комбат высоко вскидывает ногу, вытягивает носок, словно солист танцевального ансамбля. Рота Платонова шагает несколько грузновато, но по-солдатски слаженно. Батальоны, батальоны...

День прошел в тревожных хлопотах. Слушал доклад начальника штаба, читал бумаги - целые вороха, будто командир полка для того только существует, чтобы с утра до ночи штудировать приказы, распоряжения и прочая, прочая... Принимал начальников служб, подписывал похоронки на убитых на воскресенской переправе - попали под удар немецких пикировщиков... Не покидало беспокойное ожидание того, что вот-вот получу приказ о переброске маршевых рот на передний край.