Андре Кастело - Королева Марго

«Что до меня, то в происходящее меня никто не посвящал. Я видела, что все кругом возбуждены, а гугеноты, разгневанные покушением на адмирала, шепчутся друг с другом. Гугеноты относились ко мне с подозрительностью, потому что я была католичка, а католики — потому, что я вышла замуж за короля Наварры, гугенота. Так что мне никто и ничего не говорил до самого вечера, когда я, по обыкновению, зашла к матери пожелать ей спокойной ночи и застала здесь свою сестру, герцогиню Лотарингскую,[18] чем-то сильно опечаленную, а когда королева-матушка, сидевшая с ней рядом на сундуке и с кем-то разговаривавшая, заметила меня, она велела мне идти спать. Но так как я сделала перед ней реверанс, сестра схватила меня за руки и не отпускала. Громко расплакавшись, она сказала:

— Боже мой, сестра моя, не ходите туда!

Это меня до крайности напугало. Королева-матушка заметила мой испуг и, окликнув сестру, сильно на нее рассердилась и запретила ей что бы то ни было мне говорить. Моя сестра ответила ей, что нет никаких резонов таким образом приносить меня в жертву и что, несомненно, как только им что-то откроется, так на меня же и может пасть их месть. Королева-матушка ответила, что, если Богу угодно, он отвратит от меня всякое зло, но как бы там ни было, сейчас я должна отправиться к себе, не то как бы они не заподозрили что-то неладное и тем самым сорвали все дело.

Я хорошо видела, что они сговорились о чем-то, — продолжает Марго, — но не понимала смысла их слов. Еще строже мать приказала мне идти спать. Сестра моя, заливаясь слезами, сказала мне «спокойной ночи», не посмев к этому пожеланию добавить ни слова. Я ушла оттуда, вся похолодевшая и растерянная, не в силах даже вообразить, чего именно должна бояться…».

И вот на Париж опустилась ночь…

Глухим шумом полнился город, во весь опор по его улицам скакали гизовские гонцы, чтобы передать по назначению королевские приказы. После того как все отряды соберутся в назначенных местах, через Сену будут перекинуты тяжелые заградительные цепи. Наконец первые командиры стали сходиться у де Гиза:

— Волею короля, наступил час отмщения богопротивным отступникам: птичка в наших сетях, и нельзя допустить, чтобы она вылетела!

В мерцающих отблесках факелов королевские отряды заполнили Лувр. Чтобы в ночи опознавать своих, мужчины нашили на шапки, согласно указаниям Клода Марселя, белые кресты, а шеи обмотали белыми шарфами.

В Лувре Генрих Наваррский, отправляясь спать, позвал Маргариту присоединиться к нему. Страшная тревога разрывала сердце молодой женщины. Она побежала в опочивальню короля Наваррского. От тридцати до сорока дворян охраняли его. «Вся похолодевшая и растерянная», Маргарита легла к мужу в постель. Однако сон не шел, не спалось и гугенотской страже. «Слезы моей сестры проникли мне прямо в сердце, — пишет Марго, — чувство неясной опасности, которое передалось мне от нее, не давало сомкнуть глаз. Так, без сна, и прошла ночь».

У всех было одно и то же предчувствие: назревает какая-то гроза. В этой давящей атмосфере сон бежал от Генриха и Марго. Да к тому же, чтобы забыться и прогнать неприятное ощущение, они проболтали до самой зари.

Занималась заря святого Варфоломея, заря самого красного в истории Франции дня.

Воздух опять стал раскаленным и тяжелым. «В ожидании, когда проснется король Карл, — продолжает свое повествование Маргарита, — мой муж внезапно принял решение обратиться к нему с просьбой о наказании заговорщиков. Он вышел из комнаты, за ним вышла вся стража. Видя, что уже занялся день, и посчитав, что опасность, о которой говорила моя сестра, миновала, сломленная бессонницей, я попросила свою кормилицу: «Притвори дверь, я хочу спокойно поспать».

Быть может, когда писались эти строки, а писались они спустя много лет после событий, возлюбленная герцога де Гиза забыла, что в этот час «спокойно поспать» было уже невозможно, ибо все церкви Парижа били в набат, а улицы оглашали вопли жаждущих крови убийц…

Карл IX решил укрыть у себя своего друга-протестанта, графа Франсуа де Ла Рошфуко, одного из своих фаворитов.

— Фуко, — попросил он, — останься со мной, давай поболтаем остаток ночи.

Но Ла Рошфуко должен был отлучиться по галантной причине: у него свидание со своей любовницей, Франсуазой, второй женой Луи де Бурбона-Конде. И он ответил:

— Мой милый король, нужно ложиться и спать.

— Ты будешь спать с моими камердинерами, — возразил король.

— Это невозможно, я не переношу запаха немытых ног.

И, сам того не ведая, из объятий любовницы Фуко попадет прямо в объятия смерти…

Король решил спасти Амбруаза Паре, о котором ходили слухи, что он протестант. «Он послал за ним и велел явиться в королевские покои, советуя при этом как можно меньше попадаться кому бы то ни было на глаза». Свое решение король объяснил тем, что «неблагоразумно подвергать смерти того, кто может быть полезен всем». Однако хирург чуть свет отправился на улицу Бетизи, к адмиралу.

Воскресенье, 24 августа, уже рассвело. Герцог де Гиз, прибыв на место раньше предусмотренного времени, прохаживался перед домом адмирала — сто шагов вперед, сто назад. Вот-вот должны были появиться швейцарцы от герцога Анжуйского в своих черно-бело-зеленых одеждах. Наконец они прибыли и принялись стучать в дверь. Управляющий Лабонн спросил, не открывая, кому мог понадобиться его господин в столь ранний час.

— Откройте, именем короля! — приказал один из швейцарцев. — У меня поручение к вашему господину.

Лабонн открыл и упал, сраженный кинжалом. Убийцы проникли в дом, оглашая его грозными криками. Стали сбегаться слуги… Когда Колиньи, еще спавшего в своей комнате на втором этаже, разбудили выстрелы аркебуз, на лестнице и в узком коридоре уже кипел бой. Он встал, сбросил с себя ночную одежду. В спальню набилось несколько верных друзей, среди них Амбруаз Паре, который закрывал дверь на ключ. Перед дверью быстро воздвигли баррикаду.

— Монсеньор, — вздохнул пастор Мерлен, — это Господь Бог призывает нас к Себе!

— Я уже давно приготовился к смерти, — заявил адмирал. — А вы, все, кто может, спасайтесь, меня вам все равно не защитить. Я вверяю свою душу милосердию Божьему.

Противу сердца, друзья Колиньи подчинились его приказу и успели выбраться на крышу дома, когда дверь спальни разлетелась в щепы под тяжелыми ударами топоров и рогатин. История сохранила нам имена двух наемных убийц, представших лицом к лицу перед адмиралом: Пикар Артен и Ян Симанович, чех из Богемии, по кличке Бем.

— Это ты, мошенник, адмирал? — спросил сей последний.