Павел Фокин - Маяковский без глянца
Чужие стихи Маяковский читал постоянно, по самым разнообразным поводам.
Иногда те, которые ему особенно нравились: «Свиданье» Лермонтова, «Незнакомку» Блока, «На острове Эзеле», «Бобэоби», «Крылышкуя золотописьмом» Хлебникова, «Гренаду» Светлова, без конца Пастернака.
Иногда особенно плохие: «Я – пролетарская пушка, стреляю туда и сюда».
Иногда нужные ему для полемики примеры того, как надо или как нельзя писать стихи: «Смехачи» Хлебникова, в противовес: «Чуждый чарам черный челн» Бальмонта.
Чаще же всего те, которые передавали в данную минуту, час, дни, месяцы его собственное настроение.
В разное время он читал разное, но были стихи, которые возвращались к нему постоянно, как «Незнакомка» или многие стихи Пастернака.
Часто легко понять, о чем он думает, по тому, что он повторял без конца. Я знала, что он ревнует, если твердил с утра до ночи – за едой, на ходу на улице, во время карточной игры, посреди разговора:
Я знаю, чем утешенныйПо звонкой мостовойВчера скакал как бешеныйТатарин молодой.
(Лермонтов, «Свиданье»)Или же напевал на мотив собственного сочинения:
Дорогой и дорогая,дорогие оба.Дорогая дорогогодовела до гроба.
Можно было не сомневаться, что он обижен, если декламировал:
Столько просьб у любимой всегда!У разлюбленной просьб не бывает…
(Ахматова)Он, конечно, бывал влюблен, когда вслух убеждал самого себя:
…О, погоди,Это ведь может со всяким случиться!
(Пастернак, «Сложа весла»)Или умолял:
«Расскажи, как тебя целуют,Расскажи, как целуешь ты».
(Ахматова, «Гость»)<…>
Он часто переделывал чужие стихи. Ему не нравилось «век уж мой измерен», звучащий, как «векуш», и он читал эту строку по-своему.
Помогая мне надеть пальто, он декламировал:
На кудри милой головыЯ шаль зеленую накинул,Я пред Венерою НевыТолпу влюбленную раздвинул.
(Пушкин, «Евгений Онегин»)<…> О гостях, которые ушли, он говорил: «Зарылись в океан и в ночь».
«Никогда не забуду (он был, или не был, этот вечер)», – тревожно повторял он по сто раз. <…>
Маяковский не только читал чужие стихи – он переделывал, нарочно перевирал их. Он непрерывно орудовал стихами – именно чужими, не своими. Себя он почти никогда не цитировал. Свои стихи он бормотал и читал отрывками, когда сочинял их; или же торжественно декламировал только что написанные.
Рита Райт:
Он замечательно запоминал, – и очень любил повторять, – «вкусные» кусочки стихов, песенок, даже не вникая в смысл. Помню, как, приехав из Америки, он требовал, чтоб я перевела ему «привязавшиеся» строки какого-то фокстрота, которые в его передаче звучали так:
Хат Хардет ХенаДи вемп оф совенаДи вемп оф совенаДжи-эй[4]
Я никак не могла понять, что это значит. И только совсем недавно, прочтя эти строчки по-английски… я сразу услышала знакомый голос, который отбивал их, как чечетку, а потом трунил надо мной:
– Ага, оказывается, вы по-американски ни в зуб ногой!
Как же мне могло прийти в голову, что Маяковский, очевидно поймав эти строчки на слух, в исполнении какого-нибудь джаза, повторял их с явно негритянским акцентом? Не мудрено, что в таком виде я не смогла узнать «жестокую Ханну, пожирательницу сердец из Саванны».
Лили Юрьевна Брик. В записи Григория Израилевича Полякова:
Вообще хорошо запоминал только то, что его интересовало.
Сергей Сергеевич Медведев:
Маяковский, по его словам, прочитал <…> «[Марксистский] Календарь» один или два раза, но он знал его буквально наизусть. Память у него была совершенно исключительная. Все статистические данные, которые там приводились, он знал назубок, и, когда нам, пропагандистам, требовалась какая-нибудь цифра, он моментально ее подсказывал.
Владимир Владимирович Маяковский. «Я сам»:
Бурлюк говорил: у Маяковского память, что дорога в Полтаве, – каждый галошу оставит. Но лица и даты не запоминаю. Помню только, что в 1100 году куда-то переселялись какие-то «доряне». Подробностей этого дела не помню, но, должно быть, дело серьезное. Запоминать же – «Сие написано 2 мая. Павловск. Фонтаны» – дело вовсе мелкое. Поэтому свободно плаваю по своей хронологии.
Николай Иванович Хлестов:
Он обладал какой-то необычной наблюдательностью, особой зоркостью: умел видеть, слышать и запоминать то, мимо чего другие проходили. Обязательно что-нибудь зарисует, запомнит какой-нибудь интересный разговор, остроумное выражение. Память у него была поразительная. Из каждой прогулки он обязательно выносил какое-нибудь интересное наблюдение, яркое впечатление.
Василий Абгарович Катанян:
Игра в ма-джонг вдвоем очень быстрая. Мы шлепаем камень за камнем, и вдруг Маяковский вскакивает с постели, бросается к двери, распахивает ее и начинает кричать на Безыменского, который сидит в столовой и разговаривает с Осипом Максимовичем. Помню, что в это время происходил съезд пролетарских писателей, и вот после одного из заседаний несколько товарищей вместе с О. М. зашли к ним. Что и по какому поводу кричал тогда Маяковский, совершенно не помню. Не помню, вероятно, потому, что ничего не слышал из того, что говорилось за закрытой дверью в столовой. А он все слышал… Слушал и злился. Играть в ма-джонг, держа в уме Безыменского, – ему пришлось потом долго отыгрываться!..
Сергей Дмитриевич Спасский:
До последнего момента Маяковский весь принадлежал настоящему – данному дню, текущим интересам, своей эпохе. Он не заботился о будущем. Ему не хватало для этого времени. Он был перегружен повседневной работой. Он презирал посмертную славу. Ему были смешны где-то поджидающие его бронзы и мраморы.
Полемист
Алексей Елисеевич Крученых:
Он моментально отвечал и попадал всегда в лоб. Промахов не делал. Он был снайпером остроумия.
Александр Вильямович Февральский:
Маяковский любил и умел, ничуть не снижая идейной содержательности своих выступлений, облекать их в веселую форму. Он был чрезвычайно находчив, и остроты его, будь то уничтожающие издевки над врагами или просто шутки, метко попадали в цель. Здесь сказалось мастерство поэта, привыкшего постоянно работать над речевым материалом, изыскивать различные способы словесной выразительности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});