Эдвард Бич - Вокруг света под водой (сборник)

Не говоря уже о том, что течь угрожала безопасности всего корабля, если ее нельзя остановить и уровень воды поднимется слишком высоко, в машинном отсеке выйдет из строя многочисленное электрооборудование и другие важные механизмы и приборы.

— Фиерс, — продолжал я, — придется остановить правый вал. Это в какой-то степени поможет. По крайней мере, Шеллман сможет тогда подобраться ближе к сальнику. Мне очень не нравится, что он работает около вращающегося вала.

Фиерс кивнул и крикнул мне в ухо:

— Может быть, можно всплыть на меньшую глубину, сэр? Это понизило бы давление воды, и течь уменьшилась бы.

Я согласился. Потребовалась всего секунда, чтобы взлететь по трапу в верхнюю часть отсека, найти телефон и позвонить вахтенному офицеру. Еще мгновение, и правый гребной вал начал замедлять вращение, одновременно «Тритон» начал всплывать с небольшим дифферентом на корму. По мере уменьшения наружного давления воды течь становилась слабее. Шеллман с благодарностью взглянул на меня. Я поманил его к себе.

— Шеллман, — сказал я, — мы застопорим вал, чтобы он не вращался. Это, по крайней мере, даст возможность подойти поближе к сальнику.

Вытирая лицо ветошью, Шеллман ответил:

— Спасибо, сэр. Я как раз хотел попросить вас сделать это. Я боюсь послать кого-нибудь в узкое пространство между корпусом лодки и валом.

Когда вал полностью остановился, Шеллман и главный старшина-машинист Ротжерс забрались на вал, не обращая внимания на струи воды, а машинист Хэтауей протиснулся под вал в самое узкое место.

Спустя несколько минут нам все стало ясно. Нотка ярости в голосе Ротжерса, когда он докладывал об основной причине течи, объяснялась не одним душем из соленой воды, который он только что поневоле принял.

— Чертовы гайки! — выругался он, сплевывая воду. — Они ослабли с задней стороны сальника настолько, что их можно поворачивать рукой.

— А как же шплинты, старшина? — спросил его Шеллман.

— Не видел ни одного. Поэтому-то гайки и ослабли! Ротжерс был вне себя. Да, плохо пришлось бы тому, кто закреплял эти болты, если бы он попал в этот момент Ротжерсу под руку.

Дальнейшее обследование показало, что дело было не только в ослабших болтах. Весь сальник гребного вала был плохо установлен, точнее, неплотно подтянут. В условиях вибрации и напряжения при длительном плавании на большой скорости одни осложнения влекли за собой другие. Болты, ослабшие с одной стороны, привели к тому, что уплотнительное кольцо перекосилось, и теперь, сколько мы ни затягивали болты, оно оставалось в перекошенном положении.

Машинисты изо всех сил старались поджать гайки самыми большими гаечными ключами, какие только были на корабле, пока Шеллман не решил, что дальнейшие усилия могут деформировать или повредить детали еще больше. Однако течь приостановить не удалось.

Сомневаясь в том, что мы достигли каких-то результатов, мы осторожно увеличили глубину погружения, и то, что мы увидели, когда наружное давление увеличилось, обескуражило нас. *

Мы действительно ничего не добились. Следующим нашим шагом было наложение трех аварийных зажимов. И снова мы погрузились, чтобы испытать их. Но давление воды было настолько сильным, что эти зажимы просто разошлись.

Произошла смена вахты в полночь и в четыре часа утра, а Шеллман, Ротжерс и Хэтауей продолжали бороться с течью. Мы приняли два решения: первое — попытаться усилить три аварийных зажима, которые не выдержали давления; второе — сделать совсем новый зажим, пожертвовав для этой цели частью выполненного из нержавеющей стали карниза из коридора кают-компании.

Ко времени завтрака аварийные зажимы, подкрепленные специальной плитой, были установлены. Когда сняли стопоры с гребного вала, чтобы испытать сальник в рабочем режиме, лицо Шеллмана стало еще более озабоченным. Но все шло хорошо; течь до опасных размеров не увеличивалась, и осушительный насос без труда справлялся с поступающей водой. В полдень Фиерс доложил, что укрепленные зажимы будут держаться, по крайней мере в течение некоторого времени, и что наш самодельный зажим можно будет сохранить в качестве резервного.

Вскоре после полуночи 12 марта на нас свалилась еще одна беда — снова вышел из строя эхолот.

С тех пор как начались неполадки в работе эхолота, Рабб и Хэррис ежедневно докладывали мне о его состоянии. Мы изучили все имеющиеся на лодке инструкции и описания эхолота и в предвидении неполадок проверили запасные части и детали ко всей радиоэлектронной аппаратуре, установленной на «Тритоне». Все запасные детали, какие только могли быть использованы в эхолоте, — лампы, сопротивления, кварцы, усилители, независимо от того, для какой аппаратуры они предназначались, мы взяли на учет, чтобы воспользоваться ими в случае необходимости.

Вахту у эхолота несли непрерывно, но он доставлял нам все больше и больше беспокойства. Снова сгорели кварцы в приемнике, такая же участь постигла новый трансформатор. В обычных условиях такие повреждения не случаются, и похоже было на то, что основная неисправность кроется не в монтажной схеме эхолота, а в самом излучателе. В этом случае мы, к несчастью, ничего не могли поделать, даже если бы находились в надводном положении. Мы могли замерить и замерили величины сопротивлений и емкостей различных компонентов там, где имелся доступ к проводке. Но что касается осмотра излучателя для установления возможной утечки или замены неисправной детали — здесь мы были совершенно бессильны.

К двум часам ночи стало ясно, что эхолот совсем перестал действовать. Еще один комплект кварцев сгорел сразу же после смены и включения прибора. Не оставалось никаких сомнений, что причина этого кроется в самом излучателе. Главный старшина-гидроакустик Макданиэль доложил: замеряя сопротивление на корпус, он заметил, что сопротивление быстро уменьшается и излучатель полностью закоротился.

Еще до того как эхолот окончательно вышел из строя, я убедился, что, несмотря на неисправный эхолот, мы все же сможем продолжать свой путь. Наш поисковый гидролокатор надежно обнаруживал мелководье впереди по курсу и по обеим сторонам и немедленно предупреждал нас о резких изменениях глубины.

Мы экспериментировали и с «обезьяной в клетке Майка Смалета» — так мы называли прибор для измерения силы тяжести. Смалет выдвинул теорию, что, хотя на силу тяжести и оказывают влияние необъяснимые аномалии в земной коре, в принципе сила тяжести — это функция массы и расстояния. Поэтому заметное увеличение силы тяжести должно совпадать с уменьшением глубины океана, и наоборот. Всякий раз, когда представлялась возможность, мы проверяли его теорию и, к нашей радости, обнаружили, что действительно такая зависимость существует.