Александр Андреев - Бегущий за «Алыми парусами». Биография Александра Грина

В январе 1923 года критик Николай Ашукин писал об «Алых парусах» в выходившем в Петрограде журнале «Россия»:

«Книги Грина, странные и фантастичные, всегда увлекательны по фабуле, близкой к вымыслам путешествий и приключений Стивенсона или Хаггарда. Он оживляет старую романтику «бутылки рома», «морского волка», «матросов в приморской таверне», «железного пирата», – все те романтические цветы, которые за школьной партой волновали когда-то каждого. Грин возвращает нас к романтике нашей юности, заставляя воспринимать творческую фантастику так, как должно: бескорыстно увлекаясь, следить за действием механизма, движущего героев и события его повестей и рассказов, верить в условность места и времени действия, не требуя от автора тяжелого натурализма современного повествования. Прелесть творчества Грина в том, что оно литературно и не выходит за пределы литературного искусства».

Тогда же от «Алых парусах» написал и Сергей Бобров в петроградском журнале «Печать и революции» (1923, № 3):

«Александр Грин – один из самых интересных наших прозаиков. Грин заметен был еще давно, при первых своих выступлениях задолго до войны. Он тогда удивлял еще – необыкновенно красиво, грациозно и изящноразвитым языком, простотой разговорного приема, чистой типичностью чужой речи, полным отсутствием фальши, тонкостью и глубиной содержания – и очень хорошо придуманными формами сюжета.

Повесть «Алые паруса» – большой связный рассказ, почти сказка, почти фантазия, но она ласкает вас своей неприкрашенной добротой, существенностью, той толерантностью к описываемому, которая не заключает в себе никакого предательства. Идиллизм автора всюду и во всем. Его описания другой раз образцовы, его замечания и образы – так и просятся в пример.

Это еще не совершенство, книга Грина, не окончательное мастерство, экспрессионистическая жажда искусства еще дает себе знать: роман этот не столько роман вообще, сколько роман автора с его книгой – но это живое, в этом есть истинное, – хочется верить, что Грин на этом не остановится».

В этот же период Александром Грином написан роман «Блистающий мир», напечатанный в 1923 году в журнале «Красная нива».

Однажды Александр Степанович дал мне задачу – придумать для героини «Блистающего мира» имя легкое, изящное и простое. Два дня я была сама не своя. Сотни имен вереницей проходили перед моими глазами, и ни одно не подходило к тому, о чем думалось. Иногда нерешительно, чувствуя неправильность предлагаемого, я говорила Александру Степановичу то или другое имя. Он только отрицательно мотал головой. В один из вечеров Александр Степанович читал мне киплинговского «Рики-тики-тави». Окончилось чтение, и я, еще под впечатлением прочитанного, ходила, хозяйничая, вокруг печурки и напевала про себя: «рики-тики-тави» – и неожиданно закончилось само собой: «рики-тики-тави-тум!» И так в голову и ударило: Тави Тум, Тави Тум – да ведь это же имя! Как из пушки выпалила:

– Сашенька! Тави Тум!

Он рассмеялся, видя мое волнение, и тоже радостно сказал:

– Вот это хорошо, Тави Тум – то, что подходит совершенно.

Так родилась Тави Тум.

Роман «Блистающий мир» построен мастерски. Он увлекателен, динамичен и держит читателя от начала до конца в напряжении. Действие романа происходит в 1913 году в обычном для Грина сказочном городе Лиссе. Содержание романа составляет борьба бескрылого буржуазного мира против «чуда», против мечты, воплощенной в образе летающего человека Друда. К ужасу тюремщиков, Друд вырывается, вылетает из тюрьмы, куда упрятали его, он побеждает всесильного министра с его полицией, побеждает спокойно, иронически, презрительно.

Но каковы стремления Друда? «Невидимка» Уэльса хочет завоевать мир. Грин лишает Друда желания вмешиваться в жизнь. Друд отвергает план овладения миром. Он говорит: «Мне ли тасовать ту старую истрепанную колоду, что именуется человечеством? Не нравится мне эта игра».

В противоположность «Алым парусам» в романе «Блистающий мир» действует герой, склонный к пассивности, пессимизму в оценке реальной жизни. Друд живет в сказочном бесплотном мире музыки, веселья, покоя, изредка только появляясь в мире реальном, где он вызывает ненависть не активностью своей, не какими-нибудь планами борьбы против косности людей, но просто необычностью своего чудесного свойства.

Мечта фатально гибнет от соприкосновения с действительностью. Друд погибает. Образ «разбитой мечты» реализован Грином в летающем человеке, который разбился при падении. И женщина, ненавидящая Друда за то, что он смутил ее земную жизнь чудесной мечтой, говорит над его трупом: «Земля сильнее его; он мертв, мертв, да, и я вновь буду жить, как жила». И люди продолжают прежнюю жизнь, ничего не изменилось в этом косном мире.

Такова грустная философия этого противоречивого романа, написанного Грином непосредственно после оптимистических «Алых парусов». Ненависть к косности человеческой сочетается в этом романе с бессилием, беспомощностью, бесплотностью мечты. Энергичное развитие сюжета, динамичность композиции романа контрастирует со смутными и вполне пассивными идеалами главного героя, которые ежечасно опровергались жизнью в годы, в которые писался этот роман».

Получив весной 1923 года большой гонорар за роман «Блистающий мир», Грины поехали отдыхать в Крым.

Александр Степанович наслаждался Севастополем не меньше меня. Он говорил, что красота и своеобразие города вошли в него настолько, что послужили прообразом Зурбагана и Лисса. Долго бродили по городу, смотрели на него и удивлялись – что в этом цветущем белом городе, легко взбегающем на прибрежные кручи, дает такое сильное впечатление? Все ли пережитое им, но не обугрюмившее его лица; улыбка ли мудрости и простоты, лежащая на нем…

А севастопольский базар тех времен! Живая картина! Под огромными зонтиками кучи разнообразнейших товаров; базар блистал сочной яркостью серебристо-разноцветных рыб, фруктов, овощей, цветов; а сзади, как фон, голубая бухта, где сновали или стояли на причале разные мелкие суда – от лодок до шхун с белыми, желтыми, розовыми парусами. Базар пел, кричал, завывал и по южному беззаботно веселился. Какие голоса! Какие рулады торговцев и живописнейших торговок – песня, да и только! Казалось, весь город радуется существованию этой своей утробы.

Затем мы поехали в Балаклаву, любезную сердцу Александра Ивановича Куприна, а потом на пароходе – в Ялту. И опять целые дни мы бродили по городу, побережью, как козы лазали по холмам, ездили на лошадях в Ливадию, Алупку, к водопаду Учан-су.