Лариса Дубова - Клан Кеннеди

Разочарованный и раздраженный, Кеннеди не понимал, что включение его в состав правительства или назначение на какой-либо другой ответственный государственный пост за пределами той области, в которой он считался специалистом, вызовет бурю негодования в среде сторонников «Нового курса», среди той массы рабочих, фермеров, низшей части среднего класса, на которых опирался Рузвельт перед выборами и интересы которых теперь стремился удовлетворить в возможной степени. В этих кругах, да и среди либеральных ученых, составлявших «мозговой трест» Рузвельта, Кеннеди был воплощением худших качеств денежного воротилы, одним из тех, на ком лежала основная вина за биржевой крах 1929 года.

Джозеф был возмущен неблагодарностью Рузвельта. В частных беседах теперь он резко критиковал президента и его политику, причем скорее на эмоциональном, чем на аналитическом уровне. Он даже грозился, что потребует от руководства Демократической партии возвращения пятидесятитысячного долга, то есть тех денег, которые он предоставил взаймы на избирательную кампанию.

И всё же, преодолев чувство раздражения, Джозеф решил воспользоваться формальным приглашением, которое содержалось в письме Рузвельта. Известив об этом президента, он отправился в Вашингтон{99}.

В состоявшейся в конце мая встрече проявились характерные свойства обоих собеседников. Будучи мастером находить выходы из непростых ситуаций, Рузвельт излучал добросердечие и показную радость, принимая своего старого соратника. Кеннеди, в свою очередь, продемонстрировал способность быстро менять настроение и пользоваться моментом. «Привет, Джо, где вы были все эти месяцы? Мне показалось, что вы потерялись» — так начал президент эту примечательную беседу Рузвельт объяснил тот факт, что верному стороннику не была предложена никакая ответственная работа из-за сопротивления его недоброжелателей, причем намекнул, что главным среди них был ближайший помощник Рузвельта Луис Хоув. Когда это было выгодно Франклину, он превращал Хоува в козла отпущения, причем последний об этом хорошо знал и соглашался на такую роль, понимая, что Рузвельту по тактическим соображениям надо было подчас играть не совсем честно. Встреча завершилась твердым обещанием подыскать для Кеннеди достойную его государственную службу. В таких случаях Рузвельт обычно свои обещания выполнял{100}.

Пока же Джозеф продолжал свои финансовые дела. Он возвратился на Уолл-стрит, заключил несколько выгодных контрактов, установил многообещающую связь с Генри Деем, партнером крупной брокерской фирмы Редмонд и К°. Джозеф инвестировал в эту фирму значительный капитал. Правда, опасаясь нежелательных слухов, которые могли бы по этому поводу возникнуть в случае получения государственной должности, он скрыл свое участие в сделке. Она была оформлена на имя старого партнера и друга Кеннеди (у него почти не было друзей, и этот человек был одним из очень немногих) Эдди Мура{101}.

Прилагались все усилия, чтобы укрепить отношения с президентом. Джозеф воспользовался своим знакомством со старшим сыном Рузвельта Джеймсом, который перебрался в Бостон. Он окончил Гарвардский университет и стал заниматься бизнесом, надеясь в то же время на политическую карьеру и замахиваясь на то, чтобы стать губернатором штата Массачусетс.

По предложению Кеннеди, в сентябре 1933 года два семейства — Джозеф с Розой и Джеймс со своей молодой женой Бетси совершили совместный вояж в Европу. Разница в возрасте особой роли не играла. Обе пары были приняты и в дороге, и в Лондоне как «випы» — very important persons, то есть очень важные лица, вплоть до того, что на пароходе для них были зарезервированы места даже в первом ряду кинотеатра{102}.

Имя Рузвельта-сына было важно не только с точки зрения сотрудничества с президентом в неопределенном будущем. Соединенные Штаты стояли накануне отмены «сухого закона», который имел почти пятнадцатилетнюю историю и стал предметом острых споров.

Вопреки возражениям части демократов и при поддержке подавляющего большинства республиканцев в 1917 году конгресс принял и направил на утверждение штатов 18-ю поправку к конституции, содержавшую полное запрещение производства спиртных напитков, их импорта и торговли ими на всей территории США. В сентябре 1917-го было прекращено производство виски, а в мае 1919-го — даже пива, причем всё это сопровождалось трескучими речами по поводу «оздоровления нации» еще до вступления поправки в силу в январе 1920 года.

Однако очень скоро оказалось, что антиалкогольные меры были не просто непопулярными — они повредили национальной экономике и вызвали резкое повышение уровня организованной преступности. Гангстерские группировки (так называемые бутлегеры), занимавшиеся нелегальным производством, импортом, транспортировкой и продажей спиртного, получали огромные прибыли. А здоровье населения отнюдь не улучшалось. Десятки тысяч людей погибали от отравления поддельными крепкими напитками.

Правительство Рузвельта внесло на рассмотрение штатов и федерации предложение об отмене «сухого закона». Вопрос находился осенью 1933 года в стадии рассмотрения, но было ясно, что предложение президента будет принято. Действительно, 5 декабря 1933 года в силу вступила 21-я поправка к Конституции США, отменившая «сухой закон».

Именно с этим была связана деловая часть поездки Кеннеди в Европу. Он воспользовался случаем, сыграл на имени сына президента, чтобы продемонстрировать свои связи с самым высоким административным постом в США и хорошо заработать на импорте в Америку шотландского виски и других крепких напитков, в частности джина.

Действительно, предприниматели и посредники принимали его по-королевски. Сравнительно легко были заключены соглашения с тремя крупнейшими британскими фирмами, производившими и экспортировавшими эти товары, которых заждалась американская публика самого разного общественного статуса. Для импорта джина «Гордон», рома «Рон Рико» и нескольких марок виски была основана формально коллективная, но по существу дела собственная компания Кеннеди «Сомерсет Импортере». Джозеф Кеннеди был определен как агент Соединенных Штатов по поставке продукции этих фирм на свою родину{103}.

Так Джозеф воспользовался «спиртным бумом», который неизбежно должен был наступить очень скоро. Как только «сухой закон» был отменен, корабли, груженные ящиками с соблазнительными крепкими напитками, отправились в путь, пополняя банковские счета Кеннеди. Вслед за ним в дело ринулись и другие предприниматели, кляня себя за медлительность, но превзойти первенца в импорте спиртного оказались не в состоянии.