Лев Лурье - 22 смерти, 63 версии
Не успели опустить гроб в могилу в Петропавловском соборе, а в церквах отслужить панихиду, как пронесся слух: дело нечисто. Николай Добролюбов записал: «Разнеслись слухи о том, что царь отравлен… Слух этот произвел различное впечатление: одни радовались, другие удивлялись, третьи говорили, что так и должно быть – поделом ему, мошеннику. Но особенно замечательно, как сильно принялось это мнение в народе, который верует, что русский царь и не может умереть естественно, что никто из них своей смертью не умер».
Таинственные смерти императоров были в русской традиции. Все знали, как на самом деле погибли Петр III и Павел I, хотя официальная и неоспоримая версия их смерти: геморроидальными колики и апоплексический удар.
И чем больше власти старались уверить, что Николай умер своей смертью, тем меньше в это верилось. 24 марта 1855 г. вышла даже специальная брошюра графа Дмитрия Блудова «Последние часы жизни Императора Николая Первого». В книге отдельно и специально исключалась возможность самоубийства императора «как достойного члена Церкви Христовой». Блудов писал: «Сей драгоценной жизни положила конец простудная болезнь, вначале казавшаяся ничтожною, но, к несчастью, соединившаяся с другими причинами расстройства, давно уже таившимися в сложении лишь по-видимому крепком, а в самом деле потрясенном, даже изнуренном трудами необыкновенной деятельности, заботами и печалями».
Подозрения усилила поспешность похорон: бальзамированное тело предали земле не через два месяца, как обычно, а через полтора. Странным образом протокол о вскрытии исчез.
Говорили, что тело императора разлагалось с необычной скоростью, как если бы он был отравлен. Уста были приоткрыты, видны были редкие зубы. Черты лица, сведенного судорогой, свидетельствовали: император умирал в сильных мучениях. Все это – признаки возможного отравления. В городе поговаривали: анатом Венцель Груббер, не сумевший скрыть роковых следов, был заключен в Петропавловскую крепость. Князь В. П. Мещерский: «Процесс разрушения шел так быстро, и оттого немедленно после этой почти внезапной кончины по всему городу стали ходить легенды: одна о том, что Николай Первый был отравлен его доктором, и другая – о том, что он сам себя отравил».
В конце концов появилась и законченная версия самоубийства государя. В 1859 г. издававшийся в Лондоне журнал Александра Герцена «Колокол» (с ссылкой на некие «Письма русского человека») сообщал, что Николай I отравился с помощью лейб-медика Мартина Мандта.
Мартин Мандт, с 1839 г. – один из пяти лейб-медиков при дворе Николая I. Родился в Германии. В Россию был приглашен членами царствующей семьи. Пользовался исключительным доверием Императора. Благодаря своему влиянию, внедрял собственные взгляды во врачебную практику русской армии. Считался основоположником так называемой атомистической системы лечения, которая позже преобразовалась в одну из ветвей гомеопатии. Репутация у Мандта во врачебных кругах была не блестящая, многие, в том числе Николай Пирогов, считали его шарлатаном. После смерти государя Мандт выехал за границу, где спустя три года скончался.
Мария Фредерикс, фрейлина при дворе Николая I пишет: «Государю во время последней болезни Мандт приносил свои порошки в кармане. Других медиков он не подпускал во время этой же болезни, уверяя до последней минуты, что опасности нет».
Существуют два свидетеля, утверждавших, что Мандт дал яд Николаю Павловичу по его желанию. В 1914 г. в журнале «Голос минувшего» были опубликованы воспоминания некоего А. Пеликана, внука Евгения Пеликана, бывшего во времена Николая I председателем Военно-медицинского комитета, директором Медицинского департамента военного министерства и президентом Медико-хирургической академии.
Евгений Пеликан дружил с Мандтом и часто бывал у него дома. Кроме того, по своему положению он был очень хорошо осведомлен о состоянии здоровья государя. Пеликан рассказывал Пирогову, что Мандт дал яд желавшему покончить с собой Николаю I. Однако он оправдывал Мандта, т. к. «отказать Николаю в его требовании никто не осмеливался; ему не оставалось ничего другого, как подписать унизительный мир или покончить с собой».
Адъютант Александра II И. Ф. Савицкий (позже польский инсургент) в своих мемуарах не только уверенно подтверждает версию о самоубийстве царя, но и сообщает, со слов Мандта, массу дополнительных подробностей.
«После получения депеши о поражении под Евпаторией вызвал меня к себе Николай I и заявил: «Был ты мне всегда преданным, и потому хочу с тобою говорить доверительно – ход войны раскрыл ошибочность всей моей внешней политики, но я не имею ни сил, ни желания измениться и пойти иной дорогой, это противоречило бы моим убеждениям. Пусть мой сын после моей смерти совершит этот поворот. Ему это сделать будет легче, столковавшись с неприятелем. Дай мне яд, который бы позволил расстаться с жизнью без лишних страданий, достаточно быстро, но не внезапно (чтобы не вызвать кривотолков)».
Итак, все свидетельства об отравлении императора основаны якобы на словах его медика. Сам Мандт, перебравшийся после смерти своего принципала на родину, в Германию, мемуаров не оставил.
Судить, насколько эти воспоминания отражают истину, а насколько стремление к сенсации, трудно.
У знаменитого социолога начала XX века Эрика Дюркгейма есть понятие «Альтруистическое самоубийство». Заранее обдуманная смерть с целью принести пользу близким и обществу. Смерть Николая I похожа именно на альтруистическое самоубийство. Она открывала возможности к глубоким преобразованиям в России, к выходу из злосчастной Крымской войны.
Николай I при жизни подражал Наполеону, в частности, спал на походной железной кровати, укрывшись военным плащом. Умирая, он лежал на той же железной кровати с солдатским тюфяком. Перед смертью Николай попросил, чтобы его облачили в мундир, вызвал наследника и сказал ему: «Сдаю тебе, Саша, пост не в полном порядке», а прощаясь со старшим внуком, промолвил: «Учись умирать».
18 февраля, к четырем часам утра, когда стало ясно, что надежды на выздоровление нет, Николай I исповедался и причастился Святых Тайн «в полном присутствии духа». Затем в пять часов утра император сам продиктовал депешу в Москву, в которой сообщил, что умирает, и простился с древней столицей.
Утром состояние царя продолжало ухудшаться. «Наступил паралич легких, и, по мере того как он усиливался, дыхание становилось более стесненным и более хриплым. Император спросил Мандта: «Долго ли еще продлится эта отвратительная музыка?» Затем он прибавил: «Если это начало конца, это очень тяжело. Я не думал, что так трудно умирать»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});