Мария Баганова - Майя Плисецкая

Глава 11

Кармен!

В шестидесятые годы Майя Плисецкая была примой, т. е. первой балериной Большого театра. Разумеется, недостатка в партиях у нее не было, наоборот — из-за большой занятости приходилось отказываться от участия в некоторых спектаклях. Другая балерина на месте Плисецкой остановилась бы на достигнутом, но у Майи вместе с ростом ее славы росло и чувство творческой неудовлетворенности. Ей всегда хотелось чего-то нового, хотелось испытать себя на новом поприще, предстать перед зрителями в новом амплуа. Классический балет предоставляет актерам безграничную возможность самовыражения, но тем не менее классические рамки в определенный момент стали тесными для таланта балерины.

Вершиной карьеры Майи Плисецкой стал балет «Кармен-сюита», написанный специально для нее Родионом Щедриным и поставленный на сцене Большого кубинским балетмейстером Альберто Алонсо.

«Танцевать Кармен мне хотелось всегда, — признавалась балерина. — Ну не с самого раннего детства, разумеется, но так давно, что первый импульс и припомнить не могу. Разве что выдумать?.. Мысль о своей Кармен жила во мне постоянно — то тлела где-то в глубине, то повелительно рвалась наружу. С кем бы ни заговаривала о своих мечтах — образ Кармен являлся первым.» Может быть, дело было в том далеком северном путешествии? Когда музыка Бизе сливалась с ревом ветра и волн?

В конце 1966 года в Москву приехал на гастроли кубинский национальный балет. Спектакли шли в Лужниках — не в Большом. Добираться зимой по гололеду Плисецкой было лень, но она себя пересилила, наслушавшись восторженных отзывов знакомых, и не пожалела! Шел балет, поставленный выдающимся балетмейстером, родоначальником кубинского балета Альберто Алонсо. «С первого же движения танцоров меня словно ужалила змея. До перерыва я досиживала на раскаленном стуле. Это язык Кармен. Это ее пластика. Ее мир».

В антракте она бросилась за кулисы и, разыскав Альберто Алонсо, без всяких предисловий, даже не поздоровавшись, выпалила: Альберто, вы хотите поставить «Кармен»? Для меня?

Альберто был согласен, но он должен был обязательно вернуться на Кубу и, если к сроку придет официальное приглашение советского министерства, то только тогда он сможет вновь прилететь в Москву. «С готовым либретто», — пообещал он.

Плисецкая закивала — это либретто пунктирно и наивно она напишет сама: Кармен, Хосе, цветок, любовь, тореадор, ревность, карты, нож, смерть. А потому будет долго править, руководствуясь замечаниями Алонсо.

Но как быть с музыкой? Бизе написал оперу — не балет, его партитура не подойдет без переделки.

Поначалу Майя обратилась — ни много ни мало — к самому Шостаковичу. Он немного подумал — а потом мягко, но непреклонно отказался. Плисецкая поначалу расстроилась — а потом сообразила: она же замужем за композитором! Щедрин не мог отказать любимой и настойчивой Майе, да и идея ему понравилась. Всего за двадцать дней Щедрин сделал транскрипцию оперы Бизе — это совершенно нереальный срок.

Композитор использовал не симфонический оркестр, а струнные и сорок семь ударных инструментов, достигнув тем самым новой, современной звуковой окраски.

Дело было за малым — добиться приглашения Альберто Алонсо. Плисецкая ринулась к Фурцевой, пробилась через многочисленных секретарей и, как всегда, темпераментно и несколько сбивчиво стала просить пригласить кубинского балетмейстера на постановку «Кармен» в Большом театре.

В чем проблема? Да в том, что иностранных балетмейстеров в СССР тогда не жаловали. Но то был кубинец, народный демократ, чья труппа успешно укрепляла дружбу народов стран социалистического лагеря. К тому же Плисецкая не так давно получила Ленинскую премию — ей было нелегко отказать. Год-два-три после такой награды можно было стричь купоны. А министры умели держать нос по ветру! Да к тому же речь шла о дружбе советского и кубинского народов — Майя особенно на это напирала, и именно этот момент решил дело!

«Вы говорите, одноактный балет? На сорок минут? — задумалась Фурцева. — Это будет маленький «Дон Кихот»? Верно? В том же роде? Праздник танца? Испанские мотивы? Я посоветуюсь с товарищами. Думаю, это не может встретить серьезных возражений», — заверила министр. И приглашение было получено!

Майя торжествовала.

Кармен обсуждали на кухне на русско-английско-испанском диалекте, одновременно перекусывая чем Бог послал. Плисецкая танцевала — прямо посреди обеда, с куском курицы во рту — каждый новый эпизод, придуманный Альберто. Танцевала совсем как в детстве — исполняя сразу же все роли.

Алонсо, хорошо знакомый с социалистическими реалиями, хотел прочесть историю Кармен как гибельное противостояние своевольного человека, рожденного свободным, тоталитарной системе всеобщего раболепия. Системе, диктующей нормы фальшивых взаимоотношений, извращенной, лживой морали, прикрывающей самую обычную трусость. Жизнь Кармен — коррида, битва насмерть, за которой наблюдает равнодушная публика. Кармен — вызов, восстание. Ослепительная — на сером фоне!..

Мечта сбылась в рекордные сроки — уже 20 апреля 1967 года на сцене Большого театра состоялась премьера «Кармен-сюиты». Прекрасные декорации создал знаменитый театральный художник, двоюродный брат Плисецкой, Борис Мессерер. Его работа органично сочеталась с раскрывавшимся перед зрителями действием, помогая донести до зала главную идею спектакля.

Оркестр играл с непритворным увлечением: пьеса пришлась им по вкусу. «Смычки взлетали вверх-вниз, вверх-вниз, ударники лупили в свои барабаны, звонили в колокола, ласкали невиданные мною доселе экзотические инструменты, верещали, скрипели, посвистывали. Вот это да!..» — восхищалась тем вечером Майя Михайловна. «Музыка целует музыку», — позже сказала о «Кармен-сюите» Белла Ахмадулина.

Но на этот раз успех обернулся скандалом. На такой эффект Плисецкая не рассчитывала. «На премьере мы ах как старались! Из кожи лезли. Но зал Большого был холоднее обычного. Не только министр Фурцева и ее клевреты, а и добрейшая ко мне московская публика ждали второго «Дон Кихота», милых вариаций на привычную им тему. Бездумного развлечения. А тут все серьезно, внове, странно». А еще порой страшно и очень эротично. Кармен завлекает Хосе, откровенно с ним флиртует. Движения офицера скованны, вымуштрованы. Двор фабрики — или арена для корриды — слишком уж напоминает тюремный. Одна из работниц подает Кармен маску — символ лицемерия, которую та презрительно отбрасывает. Арестовывая Кармен, Хосе требует, чтобы она дала ему руку, — а та кокетливым движением кладет в его ладонь ножку. А потом этой же ножкой томно обвивает его торс. Это же секс! Это приглашение! О, такого Москва еще не видела: секса в СССР, как известно, не было. Публика опешила. «Аплодировали больше из вежливости, из уважения, из любви к предыдущему. А где пируэты? Где шене? Где фуэте? Где туры по кругу? Где красавица-пачка проказливой Китри? Я чувствовала, как зал, словно тонущий флагман, погружался в недоумение.» — так описала сама Плисецкая тот памятный вечер.