Константин Лагунов - Так было

— Не чаще других.

— Где он сейчас… на каком фронте?

— Я только номер полевой почты знаю.

— Давно последнее письмо получили? — Взгляд лейтенанта опять стал подозрительным и холодным.

Вера ответила торопливо:

— Не помню точно, — и повернулась к председателю. — Так чем же мы можем помочь?

— Тут, девка, делов невпроворот. Надо у всех солдаток дома побывать, обследовать, а потом сообща решить, кому и чем пособить. У тебя комсомольцев-то сколько?

— Двадцать три.

— Выдели нам на это дело человек пять и подошли сюда завтра утречком.

— Хорошо.

Вера вдруг подумала: «Может быть, что-то случилось с Федором?» Хотела спросить об этом лейтенанта, но не решилась. Медленно встала. Председатель и лейтенант тоже поднялись с мест. Надо было прощаться и уходить. Неловкое молчание становилось невыносимым, и, чтобы прервать его, Вера спросила:

— Так я пойду?

Председатель в ответ только плечами пожал, дескать, мы тебя и не задерживаем, а лейтенант сказал:

— Зачем же? Посидите.

— До свиданья! — громко, с вызовом сказала Вера и нарочно не спеша поплыла к выходу. А спину ей жег лейтенантов взгляд.

Снег под ногами противно скрипел. Надоедливо орали галки, кружа над головой. Солнце затерли облака.

«И чего он так глядел на меня? Говорил одно, а на уме другое. «Любуюсь, красивая», а сам глазами насквозь прожигает. Черт. Все настроение испортил. Надо было отбрить его как следует. Наплевать, что он лейтенант и с орденом. А я язык проглотила».

Вере стало так стыдно и обидно за свою растерянность, что она остановилась посреди дороги и долго стояла, думала, не вернуться ли в сельсовет да проучить нахального лейтенанта. Опять пришла мысль о Федоре и вытеснила все другие. «Что-то случилось с ним. Что-то случилось… тяжело ранен… изувечен, убит?»

Повернулась и побежала назад. Она бежала изо всех сил, словно ее подгоняли.

В сельсовете была только сторожиха. Она испуганно посмотрела на запыхавшуюся Веру.

— Ты чего, девка?

— Где лейтенант?

— Военный-то? Только что уехал. И председатель с ним. В колхоз Жданова подались.

Вера тяжело опустилась на скамью у порога.

Сторожиха сняла трубку с дребезжащего телефона. Послушала, помолчала, потом тихонько кашлянула и вполголоса проговорила:

— Слушает сельсовет. Чего ты надрываешься? Не глухие. Ну? Здеся она. — Сердито кинула трубку на подоконник. Подошла к Садовщиковой. — Иди, девка. Из правления тебя разыскивают. Да ты что уставилась, ровно ошалелая. Иди, говорю, зовут тебя.

— Меня? — Вера стряхнула оцепенение. Нехотя подошла к телефону. — Слушаю.

— Вера? Здравствуй. Что это ты от меня прячешься? — послышался необычайно глуховатый голос Синельникова. — Мы с Трофимом Максимовичем уже побывали на ферме. Посмотрели, поговорили. Молодцы, сдержали слово. Я и Василию Ивановичу успел позвонить, а тебя все нет. Домой к тебе посылали…

— Меня в сельсовет вызвали… по одному вопросу, — смущенно оправдывалась Вера. — Товарищ приезжал из района. Вот и задержалась. Извините уж…

— Ладно, извиню, если через пять минут будешь в правлении.

— Бегу, — выдохнула Вера и повесила трубку.

К правлению она направилась прямиком, по огородам. Еле выбралась из сугробов. Вошла запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Сняла платок, тряхнула коротко остриженными темно-русыми волосами.

Синельников внимательно поглядел на нее, озабоченно спросил:

— Что ты такая?

— Какая?

— Смурая. Не рада, что приехал?

— Ой, что ты! Это я запыхалась. Напрямки, по огородам бежала. Боялась, что уедешь.

Голос у нее стал прежний: веселый и задорный, а в голубых глазах снова вспыхнули горячие искорки-смешинки. И только теперь она заметила, что у самого Степана тоже пасмурный вид. «Что это с ним?» Вера вопросительно и тревожно посмотрела на парня, и тот, не ожидая расспросов, поспешил объяснить:

— Не сплю ни черта. Некогда. — И, чуть помолчав, добавил: — А ты молодец. И дела в норме. Пойдем посидим где-нибудь. Надо кой о чем поговорить с твоими активистами.

— Пошли в читальню.

Пока Степан разговаривал с членами комитета, в читальню на огонек собралось много колхозников. Тут была и молодежь, и пожилые люди, и несколько вездесущих стариков, без которых не обходится ни одно собрание.

Курили, вполголоса переговаривались о том о сем, перекидывались немудрящими шутками.

Но вот наконец комитетчики отзаседали, и не успел Степан свернуть папиросу, как к нему уже подсел бородатый старик и без всяких предисловий попросил:

— Расскажи-ка, парень, что ныне на Волге-то-матушке деется. Ты, поди, больше нас газеты читаешь.

— Можно рассказать, — охотно откликнулся Степан. Встал, одернул гимнастерку. Подошел к карте. Пригнулся к ней. Прищурившись, вгляделся. Ткнул пальцем. — Вот здесь Сталинград. Тут сейчас решается наша судьба. Гитлер из кожи лезет, чтобы захватить этот город, перейти Волгу и ударить нам в тыл. Не удалось взять Москву в лоб, так хочет прыгнуть ей на спину. Фашисты ничего не жалеют. Ни людей, ни машин. Пятьдесят отборных дивизий. Самых отпетых головорезов согнал сюда Гитлер. А сколько орудий, танков, самолетов! Многие тысячи. Поначалу фрицы крепко потеснили наших. Шестьдесят вторую армию Чуйкова к самой Волге прижали. Но сбросить в реку не смогли. Кишка тонка. Между прочим, главный удар приняла на себя наша сибирская стрелковая дивизия под командованием генерала Гуртьева. Ох и здорово дрались сибиряки! Там все герои! И саперы, и разведчики, и медсестры, и связисты.

Вот я расскажу вам об одном связисте-комсомольце… Нашем сибиряке.

И Степан стал рассказывать о молодом связисте, который, будучи смертельно раненным, зажал в зубах концы провода и, восстановив таким образом связь, умер.

Женщины всхлипывали, мужики глушили душевную боль табаком. Степан замолчал, потянулся к стакану с водой. Откашлялся. И снова заговорил. О медицинских сестрах, переправляющих раненых через пылающую Волгу. О моряках, которые со связками гранат кидались под фашистские танки.

— Так дрались бойцы дивизии Гуртьева. И выстояли. Гитлер не раз назначал сроки захвата Сталинграда. Писал приказы, бросал подкрепления. Не помогло. Пока фрицы бились лбами о волжскую твердыню, командование Красной Армии разработало план прорыва гитлеровского фронта и окружения немецких войск на Волге. Блестящий план! Невиданная в истории войны операция. Теперь посмотрите, как этот план был претворен в жизнь. Вот здесь…

Голос Степана все накалялся и накалялся. Движения стали порывистыми, резкими. Впалые щеки покрылись пятнами румянца.