Рагнар Квам - Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан

«Тереора» шла по волнам с особым шиком — бесшумно, на одних парусах. Она была похожа на старого лебедя с немного побитыми перьями, но все еще совершенного в своих движениях.

С капитанского мостика Брандер рассматривал молодоженов, лежащих на носу и наблюдавших за горизонтом. Что знали они о трудной жизни на Фату-Хиве? О туберкулезе, проказе, не говоря уж об элефантиазе — знаменитой слоновой болезни? О влажной и нездоровой погоде, царившей в сезон дождей? О комарах и москитах, бесконечные укусы которых оставляли болезненные раны и доводили людей до сумасшествия?

Он думал и о том, что на острове из белых людей только католический священник, да и тот не живет там постоянно, а лишь время от времени навещает местных жителей, ну и префект-метис. Брандер уважал выбор этих молодых людей, но он чувствовал своим долгом переубедить их. «Два года, может дольше» — вот что молодые люди ответили на его вопрос, надолго ли они собираются остаться на Фату-Хиве. «Они, должно быть, не совсем в своем уме», — подумал капитан{65}.

Тур и Лив наслаждались приятным путешествием по морю, но они были не одни на борту. Палуба «Тереоры» была заполнена «толстыми матронами и кричащими детьми, корзинами с курами, рыбой и бананами, игривыми женщинами, мужчинами с укулеле[13], рожками и трубами, мешками, ящиками, телятами и свиньями», — рассказывал Тур об этом путешествии в статье для газеты «Тиденс тейн».

Через несколько дней они увидели пальмы, словно вырастающие из моря. К великой и шумной радости пассажиров и встречающих их на берегу, Брандер ловко провел шхуну через пролив к Такароа — одному из атоллов широко разбросанного архипелага Туамоту.

«Лагуна была гладкая как зеркало, внизу в чистой воде рыба всех цветов и фасонов сновала туда-сюда между красно-зелеными и белыми кораллами», — писала Лив в одном из писем в газету «Варден».

Шли дни, а капитан Брандер, похоже, не торопился отправиться дальше. Лив и Тур уже теряли терпение, ведь — как бы ни было хорошо на Такароа — конечным пунктом их плавания все-таки значилась Фату-Хива. Но для погрузки требовалось время — так во всяком случае говорил Брандер, которому как раз доставили на борт партию горячительных напитков. Поскольку пассажиры платили не за расстояние, а за количество дней, проведенных на борту, ему было выгоднее стоять у берега, чем плавать.

Через неделю Тур взорвался. Его раздражало не только пьянство капитана. Основным поводом стало то, что Брандер откровенно не понимал серьезности их с Лив предприятия и относился к ним, как к романтическим дурачкам{66}. Он сказал Брандеру, что если тот не снимется с якоря, он позаботится о том, чтобы мировой прессе стало известно о безобразиях, творящихся на борту его судна. Тур вынул фотоаппарат и стал угрожать, что начнет фотографировать, если они тотчас же не отправятся в плавание. Блеф сработал, и Брандер отдал команде приказ поднять паруса. «Внезапно он начал уверять, что у него и в мыслях не было брать деньги за то время, что они стояли на приколе», — не без юмора отметила Лив в заметке, опубликованной в газете Скиене.

Спустя две недели они добрались до Фату-Хивы. Зеленый скалистый остров круто поднимался из океана, его вершины уходили в облака. Там и тут тропический лес прорезывали узкие долины, бороздами спускались они между скалами к узкому пляжу. Тур и Лив стояли у поручней, окаменев от вида величественной, обильной, но в то же время мрачной красоты. Наконец-то!

Но где им высаживаться, где разбить лагерь?

Они посмотрели на Брандера.

— Ничего хорошего, — только и сказал он.

Лично он не собирался даже ступать на этот остров, даже на час.

Некоторое время они плыли вдоль берега.

— Здесь, — сказал Тур, показывая пальцем.

Пассажир из островитян покачал головой.

— Аое tevai. Там нет питьевой воды{67}.

— Тогда здесь!

Лив перегнулась через поручни и стала разглядывать маленькую деревню среди пальмовых крон.

— Нет, — ответил Брандер. — Это Ханававе, там распространена слоновая болезнь.

Слоновая болезнь? В раю?

Но вот перед ними открылась обширная долина. Она спускалась к пляжу, у которого были разбросаны хижины. Лив и Тур посмотрели друг на друга. Здесь, и нигде больше.

Брандер попросил их подумать в последний раз. Еще было не поздно передумать, и он с превеликим удовольствием забрал бы их обратно на Таити.

Когда капитан понял, что они упорствуют, он попытался напугать их одиночеством. Они окажутся отрезаны от мира морем и горами, у них не будет возможности позвать на помощь в случае необходимости. На острове нет почты или телеграфа и, тем более, никакого врача. Он не знает, когда «Тереора» вернется сюда. Возможно, через два-три месяца, а может быть, и через год.

Тур и Лив стояли на своем. Ведь они искали именно уединения.

— Уже поздно возвращаться, — сказал Тур.

Пьянящий запах тропиков распространялся в воздухе. Они уже готовы были перейти от жизни, которой жили до сих пор, в жизнь новую, ожидавшую их, — в сад Эдема.

Брандер спустил якорь. Тур и Лив собрали вещи и покинули борт. Шлюпка оттолкнулась, и в несколько сильных взмахов гребцы преодолели прибой. Вскоре молодожены стояли на пляже.

Прибытие. Шхуна «Тереора» бросила якорь, сильные ребята помогают Туру и Лив выбраться на берег Фату-Хивы

Фату-Хива! Мечта холодных зим.

От радости Лив захлопала в ладоши. Они оба засмеялись, увидев, что из чемодана высунулся край свадебного платья.

Префекта Фату-Хивы звали Вилли Греле. В качестве представителя французского правительства, он пользовался авторитетом, которого не мог добиться на острове даже католический падре. Кроме того, Греле был единственный человеком на острове, имевшим некоторое право называть себя богачом. Он, конечно, получал содержание как префект, но состояние заработал в первую очередь на производстве копры. В подвале дома у него был своеобразный магазин, где он между посещениями капитана Брандера продавал рубашки, муку, рис и сахар.

Поскольку мало кто из островитян имел деньги, Греле более чем охотно брал в уплату копру — высушенную сердцевину кокосовых орехов, которая используется для производства масла; высокая цена копры на мировом рынке делала ее вполне пригодной в качестве заменителя денег в его магазине. В этом, безусловно, была определенная доля справедливости, — ведь чуть ли не все островитяне могли производить копру. Но когда за копрой приходил корабль, оказывалось, что только у Греле ею забит склад. В общем, не было ничего странного в том, что именно он извлекал прибыль из единственного на острове экспортного продукта.