Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Возведение Берлинской стены и достигнутое десять лет спустя Четырехстороннее соглашение по (Западному) Берлину[46] от 3 сентября 1971 года сняли остроту этих проблем. СССР и ГДР могли считать достигнутое компромиссное урегулирование более или менее приемлемым для себя. В основном были удовлетворены и западные державы. Однако они были бы непрочь «подправить» некоторые детали договоренностей почти полувековой давности. Они хотели бы, например, летать из Западного Берлина не только в Западную Германию. В частности, летом 1987 года были подброшены в печать сведения о том, что американская авиакомпания «ПанАм» в сотрудничестве со скандинавской «САС» собирается открыть воздушную линию Западный Берлин – Стокгольм. Последовали советские демарши в столицах трех западных держав и в Стокгольме. 16 октября статс-секретарь МИД ГДР (первый заместитель министра иностранных дел) Герберт Кроликовский сообщил мне, что ГДР также собирается заявить протест в Стокгольме. «Однако перспективы достижения успеха, – продолжал он, – не очень обнадеживающие: «САС» в большой степени зависит от американцев в плане поддержания сообщения с США и Латинской Америкой. Но даже если удастся, то это мало чего изменит. Ситуация в воздушном сообщении с Западным Берлином развивается таким образом, что возникает необходимость подумать вместе над тем, что нам можно сделать. До сих пор все попытки проанализировать ситуацию в МИД ГДР заканчивались ссылкой на то, что главное заинтересованное лицо здесь – СССР, пусть он и решает. Протесты не дают никаких результатов, обманывать себя не стоит – какие-либо решительные меры невозможны, поскольку они противоречили бы нашей коренной заинтересованности в укреплении мира и безопасности. Не исключено, что «Люфтганза» скоро начнет летать на Западный Берлин через подставную фирму, которая получит разрешение союзников. И мы не сможем этому помешать. Возможно, что какое-либо многостороннее соглашение по воздушному сообщению с Западным Берлином было бы для СССР и ГДР предпочтительнее, чем терпеть нынешний подрыв существующего режима тихой сапой. Нужно взять все, что мы имеем (или должны иметь) и то, что нам хотелось бы (и что мы можем) получить, и подумать над тем, как действовать. Лучше это сделать на специальной встрече, отдельно от обычных межмидовских консультаций, с привлечением специалистов и обеспечением полной секретности. А на межмидовских консультациях хорошо было бы подумать о том, что делать с пережитками четырехстороннего статуса «всего Берлина». С полным учетом советских интересов следует задуматься, например, о таких вещах, как развившаяся в последнее время практика приезда в столицу ГДР автобусами рядового и сержантского состава оккупационных сил США, Англии и Франции с семьями для закупок дефицитных товаров на марки ГДР, купленные на черном рынке в Западном Берлине (по курсу 1 к 13 при официальном курсе 1 : 1). С точки зрения всей экономики ГДР это, может быть, и не так много, но порядок все же нарушается. Вводить для них принудительный обмен по официальному курсу? Это как будто непрестижно для столицы ГДР. Но поискать решений в этой области все же нужно».

Западные державы были также недовольны тем, что сохраняется оговоренная в свое время незначительная высота полетов – это чем дальше, тем больше означало сверхнормативный расход горючего, что чувствительно било по рентабельности воздушного сообщения с Западным Берлином. Коридоры уже давно использовались для обычных пассажирских перевозок гражданскими самолетами авиационных компаний трех держав (участие авиакомпаний третьих стран, в том числе ФРГ, в «берлинском гешефте» пока не допускалось), а они внимательно калькулировали доходы и расходы. Западные предложения повысить эшелон неизменно отклонялись руководством Группы советских войск в Германии под различными техническими предлогами. По сути же наши военные исходили из простой логики – чем выше эшелон, тем больше возможностей наблюдать за деятельностью ГСВГ вне пределов оговоренных коридоров. В том, что западные самолеты (и военные, и гражданские) напичканы разведывательной аппаратурой, никто не сомневался.

В декабре 1987 года послами трех западных держав в Москве был передан в МИД СССР меморандум, воспроизводивший основные моменты позитивной части берлинской речи Рейгана вкупе с предложением приступить к переговорам о «практическом улучшении ситуации в Берлине». Если вопросы проведения совместных конференций, расширения молодежных контактов, увеличения числа спортивных мероприятий и интенсификации культурного сотрудничества между обеими частями Берлина совершенно очевидно относились к исключительной компетенции ГДР, то воздушное сообщение с Западным Берлином касалось непосредственно СССР. Мы считали возможным, что декабрьский демарш трех держав отражал тот факт, что Запад готовится к предстоящим потрясениям в ГДР, которые он считает рано или поздно неизбежными. Не исключалось, что в этой связи он хотел создать площадку для постоянного контакта с СССР непосредственно в гуще грядущих событий, поскольку предполагалось, что переговоры будут вестись в Берлине по давно апробированной схеме – между послами (или посланниками) трех держав в ФРГ и послом (или посланником) СССР в ГДР.

Подобная перспектива не противоречила нашим интересам. Новая площадка для поддержания контактов была бы полезна не только западникам, но и министерствам иностранных дел СССР и ГДР, исходившим из того, что лишняя возможность для постоянного и быстрого зондажа намерений западных держав «не помешает». Само собой разумелось, что позиция советских представителей на переговорах согласовывалась бы с ГДР и учитывала ее интересы. Оба министерства исходили из того, что в ответе на западный меморандум МИД СССР не оставит сомнений в том, что молодежные, спортивные и культурные проблемы Западного Берлина следует обсуждать напрямую с ГДР, но выразит готовность в соответствии с предложением США, Великобритании и Франции обменяться мнениями по вопросам улучшения условий для воздушного сообщения с этим городом. Кроме политических моментов, определенную роль при этом играла и заинтересованность «Аэрофлота», который был бы непрочь получить право использовать западноберлинский аэропорт Тегель, недавно модернизированный и соответствующий высшим мировым стандартам (восточно-берлинский аэропорт Шенефельд, на который летал «Аэрофлот», находился за городской чертой и отставал от Тегеля по части технического оснащения).

Однако соответствующий проект директивы, внесенный МИД ГДР на рассмотрение политбюро ЦК СЕПГ в январе 1988 года, был отклонен Хонеккером по предложению первого секретаря берлинского окружкома и члена политбюро ЦК СЕПГ Гюнтера Шабовского с мотивировкой, что если Западу что-то нужно в Берлине, то пусть он разговаривает с ГДР. Конечно, решающую роль при этом сыграли воспоминания об оскорбительном для ГДР тоне речи Рейгана. С другой стороны, руководство ГДР к этому времени явно переоценивало международный вес республики, а также ее внутриполитическую устойчивость. Хонеккер все чаще вел себя как главный авторитет социалистического сообщества по германским делам, как правило, игнорируя мнение Москвы[47]. Наверное, Горбачев или Шеварднадзе могли бы повлиять в положительную сторону на Хонеккера, каприз которого лишил советскую (и восточногерманскую) дипломатию полезного инструмента для отслеживания эволюции в подходах Запада к центральноевропейским проблемам и возможного незамедлительного оказания влияния на его действия. Но руководители перестройки так и не сумели понять значения Западного Берлина для активной политики в Европе[48].