Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине) - Гунар Иванович Курпнек
— Вы арестованы и будете находиться под стражей до особого распоряжения нашего командования, — заявил Прошьян.
— Предатель! — с ненавистью произнес Дзержинский. — Ты действуешь по указанию английских и французских банкиров!
…Дивизион Берзина шел по набережной Москвы-реки к Солянке.
Стлался над рекой туман. Стайка чаек, невесть откуда залетевшая сюда в этот, предрассветный час, напомнила Эдуарду Петровичу «иные берега, иные волны». Но он быстро стряхнул с себя воспоминания.
Настала пора действовать!
Вместе с Заулом и еще двумя стрелками он взобрался на крышу высоченного дома. Отсюда довольно хорошо были видны прилегающие кварталы, а дали, безбрежные дали, тонули в тумане.
Эдуард Петрович всей грудью вдыхал свежий, с легким привкусом дыма — где-то еще продолжались пожары — воздух. И какое-то неизъяснимое чувство легкости, свободы и еще чего-то возвышенного охватило его в эти минуты. Будто в детстве, захотелось ему взвиться ввысь…
— Ишь, черти! Варвару-великомученицу оседлали, — сказал Заул не то с восхищением, не то с осуждением. — Пулемет на самой колокольне. Видите?
Берзин молча кивнул. Он уже давно, приметил пулеметное гнездо на церковной колокольне ц прикидывал, как лучше сбить оттуда мятежников.
— Прямой наводкой их! — предложил Заул.
— Церквуху жаль. Попробую-ка шугануть их отсюда…
Он не договорил. Короткая пулеметная очередь прошила железную крышу у их ног. Пришлось укрыться за трубами.
— Дайте винтовку, — потребовал Берзин у стрелка.
— Не взять их отсюда, — засомневался тот.
— Попробуем!
Старательно прицелившись, Берзин выстрелил. Пуля впилась в кирпичный барьер перед пулеметчиком. И сразу же — ответная очередь. Как только пулемет замолк, Берзин еще и еще раз выстрелил. Видно было, как тело пулеметчика сползло в сторону.
— Раз, два — и нет котенка! — воскликнул Заул, поднимаясь из-за трубы. — Ловко вы его, товарищ командир.
— Трем стрелкам пробраться на колокольню и забрать пулемет. Установить его вон там, — он показал рукой на яузский мост. — На случай обхода.
Еще раз прикинув, где лучше расставить орудия, Берзин спустился вниз.
Одно орудие установили на углу Варваровки и Солянки, другое — на самой Солянке. Позже это орудие перекатили в малый Ивановский переулок.
Заул, успевший снять пулемет с колокольни и установить его на перекрестке Солянки и Подколокольного переулка, приволок кошелку с бутылками, баранками, салом и какими-то старушечьими чепцами — кружевными, на шелковой подкладке.
— Откуда это? — брезгливо поморщился Берзин.
— Рядом с пулеметчиком нашел. Запасливый мужик. Может, угостимся, а?
— Продуктами поделись с товарищами, а это, — Эдуард Петрович пнул ногой тряпки, — выбрось!
— Разрешите, товарищ командир, и тряпки припрятать, — попросил Заул. — Ребята затевают спектакль ставить, так и эти чепчики могут пригодиться.
Берзин безразлично махнул рукой — делай как знаешь.
Внезапно над их головой распахнулось окно и из него высунулась длинная щетинистая физиономия.
— Мародеры! Красные жандармы! — раздался скрипучий голос.
Заул сделал вид, будто снимает с плеча карабин. Физиономия тут же крылась. Окно захлопнулось.
— Ну и герой! — Заул презрительно сплюнул. — Кукарекнул и с насеста.
Берзин подошел к орудию в тот момент, когда артиллеристы следили за тем, как со стороны Трехсвятительского переулка приближался длинный, нескладный матрос, обвешанный ручными гранатами и опоясанный пулеметными лентами.
— Парламентер! — воскликнул наводчик и удивленно добавил — А флаг-то, флаг-то какой!
Парламентерский флаг действительно имел необычный вид. К длинной палке была привязана белая тряпица, отороченная тонкими кружевами.
— Не иначе как бабья сорочка в ход пошла, — высказал предположение один из стрелков.
— Факт, — авторитетно подтвердил Зунт. — Моя жинка таких барских сорочек перестирала без счету.
Шагов за десять парламентер остановился и стал размахивать «флагом».
— Слушайте меня, латыши! От имени командующего московским гарнизоном Попова предлагаю сложить оружие и сдаться…
В ответ раздался дружный свист и улюлюканье. Эдуард Петрович видел, что парламентер продолжает говорить, но слова его тонули в поднявшемся шуме. Выждав минуту-другую и дав стрелкам возможность излить негодование, он поднял руку:
— Тише, товарищи! Разве так встречают посла главнокомандующего? Человек добра вам желает, а вы кричите…
— И то верно, — в тон командиру подхватил Заул. — Может, нам того… Стать под его белокружевное знамя?
Дружный хохот снова пронесся среди батарейцев. Каких только соленых солдатских словечек не бросали в лицо парламентеру! А он стоял посреди мостовой и вытирал лиловым платком багровое лицо. (Этими запомнившимися почему-то красками — лиловой и багровой — Эдуард Петрович впоследствии набросает яркий акварельный эскиз фигуры парламентера.)
— Большевистская власть обречена! — с пафосом воскликнул матрос, когда крики поутихли. — Одни вы продолжаете их защищать. Братья! Латыши! Переходите на нашу сторону!
— Вот что, гражданин матрос, — Берзин вышел вперед. — Прекратите эту комедию. Передайте тем, кто вас послал, что красные латышские стрелки верны революции. Сдавайтесь или получите по шее!
Матрос хотел еще что-то сказать, но Берзин скомандовал:
— Кру-гом! Марш!
Неуклюже повернувшись, «парламентер» побрел прочь. И долго, пока его фигура маячила в переулке, вслед неслись забористые шутки артиллеристов.
Тем же утром 7 августа заговорила батарея полевых орудий мятежников, установленная в Трехсвятительском переулке. Стреляли по Кремлю. Снаряды ложились на Малый дворец. Впрочем, огонь не принес особого вреда.
Революционное командование решило нанести мятежникам ответный артиллерийский удар. Проще всего было уничтожить штаб эсеров огнем тяжелой артиллерии. Но от этого могли пострадать соседние дома и кварталы. Атаковать контрреволюционеров силами пехотных подразделений было также невозможно. Большинство красных полков находилось в Ходынских лагерях.
В штабе Вациетиса понимали, что промедление может привести к самым тяжелым последствиям. Требовалось нанести массированный удар по мятежникам, предпочтительно— по их штабу. В тот момент, когда командование решало, откуда и какими силами начать атаку, поступила докладная от Берзина о готовности вести огонь прямой наводкой по особняку Морозова.
Докладную эту Эдуард Петрович написал после того, как, прикрываясь хлопьями тумана, пробрался к самим позициям эсеров и обнаружил, что сюда сравнительно легко можно доставить орудие.
Стрелки буквально на руках принесли пушку, изготовили ее к стрельбе прямой наводкой. Отослав с нарочным докладную Вациетису, Эдуард Петрович стал ждать ответа.
По достоинству оценив предложение Берзина, Вациетис тут же отдал приказ открыть огонь. Но пока этот приказ дошел до дивизиона Берзина, прошло не менее, часа…
За этот час обстановка в Ивановском переулке и на Солянке изменилась.
Парламентер-матрос, очевидно, доложил своему начальнику о расположении артиллерийских позиций. Потому что вскоре в слуховое окно особняка высунулся пулеметный ствол, пошарил из стороны в сторону, будто присматриваясь к действиям батарейцев, и застрекотал длинными, захлебывающимися очередями. Первая из них подняла фонтанчики каменной пыли на булыжной мостовой метрах в тридцати от орудия. Последующие очереди были точнее. Стрелки залегли и ответили ружейным огнем. Потом сообразили, что если немного переместиться, то из-за домов пулемет их не
