Ронни Вуд - Ронни. Автобиография
Мне нравились его раскрепощенность и подвижность его рук по гитарному грифу, сохранявшиеся даже тогда, когда он был под кайфом. Все мы знаем, как Джими играл. Но видеть его живьём — это было нечто. Я был потрясен. Когда Джими выступал в том же городе, что и группа Джеффа Бека — это обычно происходило в Нью-Йорке, — мы джэмовали вместе с ним. Также мы вместе сыграли на фестивале на Стейтен-Айленд, но самым памятным джэмом с ним стало выступление на «Филлмор Ист» в тот же вечер, когда Джими нужно было выступать там в другом зале. Мы встретились в клубе «Scene» — Джими и его ребята, и я со своими ребятами. Бадди Майлс на барабанах, а также братья Чемберс, все вместе мы и сыграли. Джими очень нравилась моя манера игры на басу, и он, бывало, кричал через всю сцену: «Подождите, пусть теперь вступит бас». Я играл соло, а потом Джими вступал самым волшебным образом, и выдавал совершенно потрясающее виртуозное соло. Часто наступает время «музыкантов для музыкантов», и тогда получается совершенно уникальная смесь. Джими мог делать такую смесь в огромных количествах, как и Стиви Рэй Воэн. По странному стечению обстоятельств, обоих этих легендарных исполнителей я слушал в компании Джаггера.
Всё то время, что я проводил с Джими, было окрашено кайфом. Он обожал свои сигареты с травой и таблетки — «Кваальюдс»[17]. Будучи старше меня на 5 лет, — получается, что ему было 27, когда он умер, — он казался намного старше этого возраста. Его смерть стала для всех настоящим шоком, страшным ударом. За неделю до этого, в середине сентября 1970-го, он играл на 3-х дневном фестивале «Любви и мира» в Европе. Тогда был застрелен промоутер, и сразу несколько мотоциклетных банд сцепились в схватке. Джими пришлось спешно покинуть это место, и как только он сошел со сцены, один из участников банды спалил её дотла. Джими вернулся в Лондон в шоке.
За ночь до его смерти я тусовался в клубе Ронни Скотта в Сохо с Джими и другими. Он ушел достаточно поздно и ни с кем не попрощался, так что я побежал за ним и увидел, как он спускается по лестнице клуба с какой-то девчонкой, уткнувшейся к нему в бок, под его правой рукой.
Я сказал: «Эй, Джими, ты забыл сказать «Спокойной ночи!»»
Он посмотрел на меня через плечо, увидел, что это — я, и тихо прошептал: «Спокойной ночи».
Я видел Брайана Джонса только один раз, когда он сидел в крыле главной студии в «Олимпике», что в Барнсе, где и «Стоунз», и «Faces» много записывались. Нас представили друг другу Глин Джонз и Ники Хопкинс, я подошел к нему и сказал: «Привет!», он пробормотал в ответ что-то подобное. Он витал в собственном мире, хоть и смог ощутить чье-то присутствие извне. В привычной для себя стране грёз, которая жила где-то в его сердце. Плывя по волнам мыслей, которые только он один мог понять. Я ощущал связь между нами, которую трудно выразить словами.
Брайан был «мной в светлом парике», как мы выражались позднее, но как музыкант он был функциональным гитаристом. Вся штука в том, что он был «Стоуном» с самого начала, и на первых порах вписался в разухабистый образ жизни группы. Но, думаю, ближе к концу своей жизни в нем что-то сломалось, и он потерял в себе стержень. Я знаю, что это видели и все остальные. Он пробовал играть на любом инструменте кроме гитары. Ситар, блокфлейта, дудки и всякие-разные вещи, что само по себе неплохо, пока ты не теряешь над этим контроль. Он был хорошим гитаристом, но на других инструментах он играл не так, чтобы очень хорошо. Наркотики и рок-н-ролл поглотили его.
Последней песней, которую он сыграл вместе с группой, была «Honky Tonk Women» («Женщины из хонки-тонка»). Они записали её примерно в июне 1969-го, но к тому времени Мик и Кит уже решили, что Брайану пора уйти, и его надо заменить. Брайану было всего 27, когда его нашли мертвым в собственном бассейне 3 июля 1969 года.
Кстати, Кит, наверное, был прав, когда сказал о Брайане: «Некоторым людям не суждено перешагнуть 30-летний рубеж».
Знаменитый концерт «Стоунз» в Гайд-парке 5 июля 1969-го — дебют Мика Тейлора — планировался еще до гибели Брайана. Но его смерть случилась за два дня до этого, так что это мероприятие стало его мемориалом. Позднее было подсчитано, что на концерте присутствовало от 250 до 500 тыс. зрителей. Мик открыл концерт посвящением Брайану, а потом выпустил в воздух тысячи бабочек.
Тогда же, в субботу после полудня, свершилось мое судьбоносное «посвящение». В то время как массы людей собирались в парке, я прогуливался по окружной улице в надежде найти достаточно близкое к сцене место, где можно было услышать их музыку. И вот около меня остановилась машина, её боковое стекло опустилось, кто-то крикнул: «Эй, Ронни!», и оттуда выпрыгнули Мик Джаггер и Чарли Уоттс.
Это был первый раз, когда я реально встретился с Чарли. Я не знался с ним, когда он играл в группе моего брата Арта, и до этого раза моё знакомство с ним ограничивалось единственным случаем, когда однажды я переходил через Оксфорд-стрит, а он остановился у светофора в своём «Мини» с шофером. Он помахал рукой мне, а я помахал ему. Чарли не водит авто.
У него никогда не было водительских прав, потому что он страдает странной боязнью механизмов, что, однако, не останавливает его от покупки машин. Однажды он купил «Альфа-Ромео»1936 года выпуска только из-за того, что ему нравилось смотреть на её приборную доску. У Чарли также есть очень красивая бордовая «Лагонда». Недавно он получил от моего зятя Винни её игрушечную копию. Когда он купил «Лагонду», то также приобрел бордовый костюм ему в тон, и теперь он может одевать этот костюм и садиться у заднего колеса — мотор гудит, кайф идет.
Мы втроем на несколько минут встали постоять около парка.
Я пожелал им удачи: «Пусть это будет хороший концерт».
«Рады были увидеть тебя, до скорого!» — ответили они.
«Да — скорей, чем вы думаете», — бросил я им — и себе заодно!
В 1971-м на продажу был выставлен самый прекрасный дом в мире — «Уик» («Фитиль») в Ричмонд-Хилл, он был построен в 1775-м, в нем было 20 комнат, прекрасный вид на берег Темзы, и он принадлежал актеру сэру Джону Миллзу. Внушительный вид этого дома впечатлял многих в Европе, и он был объектом для многих картин артиста. Он просил за него 100 тыс. фунтов, плюс еще 40 тыс. за старый 3-х комнатный коттедж в конце сада, который принадлежал его жене Мэри Хэйли Белл, вместе с цыганской кибиткой, в которой она сочинила такие классические вещи, как «Whistle Down the Wind» («Свисти по ветру»). Я захотел купить «Уик», но у меня не хватало и на дом, и на коттедж, так что я продал Рейвенсвуд-Коут, где мы с Крисси жили, за 28 тыс. фунтов, и вложил эту сумму в «Уик», а также убедил Ронни Лейна приобрести коттедж. Как и в случае со всеми моими приобретениями, я вышел за пределы своих средств. Я был молодым человеком, который покупает одно из красивейших лондонских владений. В общем, откусил больше, чем смог прожевать. Мной двигал оптимизм: я знал, что скоро — гастроли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});