Венди Холден - Дети лагерей смерти. Рожденные выжить
Помимо раздачи молока, овощей и некоторых круп, в гетто была и кухня. Поэтому и стар и млад стояли три раза в день – в 7 утра, в полдень и в 7 вечера – в очереди, гремя алюминиевой посудой, ожидая своей краюшки хлеба и чашки водянистого кофе или супа. Тем, кто занимался тяжелым физическим трудом (Schwerarbeiter), было положено больше, а обычные производственные рабочие получали среднюю порцию. Безработные (Nichtarbeiter) – в основном старики – должны были медленно умирать с голоду.
«А можно мне понаваристей, пожалуйста?» – просили самые голодные. Всем больным выдавались талоны, по которым им была положена порция чуть больше обычного, поэтому многие затягивали с выздоровлением. Но, независимо от положения в обществе, все были одинаково голодны. Голод стал их постоянной пыткой, а поиск еды – ежедневной борьбой. Большинство впадало в апатию и депрессию. Судьба переселила горделивых людей из роскошных домов в бараки к кишащим паразитами незнакомцам. Этих людей объединяло лишь наличие еврейской крови. У них не было иного выбора, кроме как дышать спертым воздухом, наполненным запахами страха, голода и немытых человеческих тел.
Каждый день работы только прибавлялось, каждый день выдавался основной паек и немного овощей, часто гнилых. Прежде это дополнялось колбасой и консервами от доброжелателей. Друзья и родственники присылали деньги, но их прикарманивали немцы, предлагали поменять на «деньги гетто» или на продовольственные купоны.
Мужчины исполняли тяжелую работу, а женщины заботились о благоустройстве пространства и окружающих. И те и другие работали в сельскохозяйственных бригадах (Landwirtschaft) и отвечали за выращивание овощей и разведение кур для немцев. Был организован небольшой госпиталь для лечения многочисленных больных с пневмонией, скарлатиной, сепсисом, тифом и чесоткой. Со временем организовали импровизированные школы для детей.
Несмотря на постоянный голод и такой мороз, что приходилось обламывать сосульки изнутри дома, первые жители терезинского гетто стойко держались и даже были втайне благодарны, ведь могло быть еще хуже. Однако вскоре им пришлось узнать жестокую правду о том, в чьи руки они попали. «Мы были бодры духом, пока не начались казни», – вспоминает Анка.
Нацистский Lagerkommandant (комендант лагеря) созвал еврейских старейшин и некоторых доверенных лиц на площади с виселицей. На глазах у евреев немцы повесили девятерых молодых людей «за оскорбление немецкой чести», обвинив их в отправке «секретной информации» своим семьям. Последовали и другие казни, в том числе повешение семи человек за мелкие проступки, например, ношение сигарет.
Новости встряхнули Анку: «Таких казней было штук шесть, это быстро нас вернуло с небес на землю и напомнило, что за выживание придется бороться. С тех пор мы стали намного осторожнее, потому что совершенно неясно, что нас ждет».
Поток людей из Германии и Австрии не прекращался, ограничения, наложенные нацистами, становились все строже. Новая волна запретов не допускала нахождение в дневное время суток в определенных областях гетто и занятия некоторыми повседневными делами. Стены укрепили, повсюду расставили заграждения и караулы. Евреям запретили ходить по главным улицам. Нарушителей били или сразу отстреливали. Некоторых забирали в Малую крепость, и почти никто из них не вернулся.
Ради экономии в бараках часто отключали электричество, после чего жителям гетто оставалось на ощупь добраться до кровати и раздеться или читать при свечах, которых тоже было мало. Лежа на грязном матрасе, расчесывая укусы насекомых и вдыхая нестерпимую вонь, Анка вспоминала их с Берндом вечера при свечах в Праге. Помимо голода, людей в гетто донимали блохи и клопы. Зимой каждый день проживали ради того, чтобы найти древесину для растопки печи. Небольшие порции угля выдавались, только когда температура падала ниже нуля. Анка с сожалением вспоминает, что «люди начали умирать от недоедания, плохих условий жизни и отсутствия возможности поддерживать гигиену. Для пожилых – это смертельно».
Во время голодовки у людей начали срабатывать первобытные инстинкты. Выживание напрямую зависело от того, насколько хорошо ты воровал. «Воровали все, кто мог. Если говорили обратное – никто не верил». Работающие на кухне воровали картофель, а иногда и очистки, которые продавали или обменивали. Анка научилась варить суп из крапивы и постоянно искала возможность прихватить что-то с кухни, чтобы потом обменять гнилую картофелину на отсыревшую луковицу.
Однажды Анке улыбнулась удача, когда она получила посылку с португальскими сардинами, адресованную некой Нанни Натан, но та уже была мертва. Анка сообщила об ошибке на почте, но ей сказали оставить посылку себе. «Я с удовольствием приняла посылку, но вскоре нас от этих консервов воротило. Муж спрашивал: “Что, опять сардины?!” И когда мы успели стать такими неблагодарными?»
Сколько бы ни умирало людей, места для принятия новых не было. Ожидался большой наплыв австрийских и немецких евреев, поэтому в январе 1942 года начались транспортировки на восток. В каждую из перевозок забирали от одной до пяти тысяч человек. Как в Лодзи и всех остальных гетто, люди не находили себе места и пытались подкупить должностных лиц, чтобы их родных вычеркнули из списка, но обычно это не приносило результатов. Первые партии увозили в рижское и польские гетто, но никто не знал наперед, куда их отправят. «Ужасающая картина – старых немощных людей на носилках перетаскивали в вагоны и везли неизвестно куда. Тысячи людей прибыли ради того лишь, чтобы быть отправленными через несколько дней дальше на восток. Тысячи прибывали, тысячи умирали и тысячи увозили. Прошел 1942. И таким же был 1943».
Транспортировки стали методом террора – их тень нависала над каждым. Никто не знал, чего ждать от завтрашнего дня, и страх подкосил их и без того подточенные силы. Из 140 000 евреев терезинского гетто 33 000 умерли, а 88 000 были отправлены в лагеря смерти. Евреев Чехословакии систематически уничтожали. 15 000 из них были детьми, включая 1 260 человек, которых должны были отправить в Швейцарию с эскортом, но сопровождавших забрали в Аушвиц.
«Пионеры» строительства, вроде Анки и Бернда, все еще надеялись, что смогут избежать такой судьбы, но никаких гарантий у них не было. «Никто не знал, когда придет его день и час. Сегодня? На следующей неделе? В следующем месяце? Все понимали, что “на востоке” происходит нечто ужасное, и любыми способами избегали транспортировок».
Условия все ухудшались, гестапо продавали воображаемые земельные участки и «права на въезд» в Терезин богатым немецким евреям, называя гетто «загородным пансионом с бесплатным размещением и медицинским уходом», где можно найти Reichsalterheim – государственный дом престарелых и даже минеральные источники. Многие доплачивали за комнату с хорошим видом или апартаменты в пентхаусе, до последнего так и не узнав, как жестоко их обманули. Те, кто приехал спокойно и хорошо пересидеть войну, были шокированы условиями. Представляя, что они будут жить в светском обществе, все накупали шляпок, диадем, украшений и расшитых блестками платьев, которые очень быстро пачкались и рвались. Вместо этого они обнаружили диккенсовские сцены безнадежности, отмеченной страхом перед местом, куда ведет железная дорога.
