Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина
Все, конечно, не случайно. Политбюро без власти над всем и всеми – уже не политбюро. Именно этот главный вопрос, который вроде бы и должна затронуть горбачевская перестройка, никто рассматривать и не собирался.
Новый генсек справедливо хочет развязать инициативу масс, понимая, что верхушечные реформы дадут косметические результаты. Но люди, отученные за семь десятилетий от самостоятельности, предприимчивости, не знают, как, кроме обличений рутинных порядков или поддержки решений верхов, проявить себя. Фундамент, каркас здания – ленинский; основные элементы никто пока и не думает менять. Все большему количеству людей становится ясно, что коммунистическая система не реформируема. Она или есть, или ее нет. Но столь радикальные выводы, призывы, заявления вольнодумцев тут же получают отпор. Как заявил генеральный секретарь в своей красноречивой статье «Социалистическая идея и революционная перестройка», появившейся в конце 1989 года: те, кто считает, «что прошлый путь якобы полностью опрокинул выбор Октября, предлагают капитализацию общества». Мы этот путь, заявляет Горбачев, «отвергаем»{1045}.
Что же тогда понимает под перестройкой ее главный архитектор? Он отвечает: «Перестройка – это решительное преодоление застойных процессов и слом механизма торможения, создание надежного и эффективного механизма ускорения социально-экономического развития общества, придание ему большего динамизма»{1046}.
Все эти «механизмы» торможения и ускорения ни в философском, ни в практическом отношениях не отвечают на главный вопрос: какова цель перестройки? Думаю, Горбачев это чувствовал и формулирует в разное время все новые и новые дефиниции. Вот еще одна из них: «Перестройка – это целостный революционный процесс, осуществляемый демократическими методами, народом и для народа, по отношению к которому партия выступает как политический авангард»{1047}.
Цель вроде бы теперь и обозначена – «для народа». Но что для него? Просто «революционный процесс»? Это уже было. Революцией все сыты по горло. О народе и революции так много наговорили и Ленин, и Сталин, что сразу возникают подозрения: опять чрезвычайщина? Ведь революция – это всегда экстремальность.
Партия, политбюро и ее генеральный секретарь не хотят сказать очевидного: перестройка тогда станет подлинной, когда она будет нацелена на переход тоталитарного, бюрократического общества к обществу цивилизованному, демократическому. Без социализма. Но и без капитализма. Другими словами, создание качественно нового политического, экономического, социального и духовного образования в стране. Некий продукт конвергенции, которую мы так долго отрицали. Но к этому КПСС не готова. Это для нее – самоубийство. Большевики никогда не пойдут в Каноссу – на покаяние[26]. Их цель – «продолжать» дело Октября. Ведь Горбачев сказал: «Перестройка продолжает дело революции»{1048}. Естественно, что революции не февральской 1917 года, а октябрьской…
Горбачеву, стронувшему с места камень, который безуспешно пытался вкатить на гору Сизиф, было страшно трудно. Вдохнувшие первый глоток свободы люди уже не могли молчать. Язвы, которые десятилетиями камуфлировались, сразу же обнажились. Старая система стала трещать по всем швам, но ясности, что же должно возникать на ее месте, не было.
Сама атмосфера, климат перестройки оказались чрезвычайно конфликтными. Страна полыхала многотысячными митингами. ЦК выпускает постановления, подобные тому, что родилось 8 сентября 1989 года, где констатируется: исчезли из свободной продажи мыло, стиральные порошки, школьные тетради, лезвия для бритья, зубная паста, электрические утюги, чайники, обувь и т. д. и т. п.{1049} Следом идет постановление о «Серьезных недостатках в обеспечении лекарственными средствами населения»{1050}. Ну и, конечно, очередное постановление ЦК «О повышении ответственности руководителей-коммунистов за обеспечение населения продовольствием»{1051}. Страна сплошных дефицитов, очередей, черного рынка. Только Москва кое-как снабжается, но сюда за товарами едут сотни тысяч людей…
Большевики всегда гордились отсутствием в стране безработицы, забывая, что при крепостном строе ее тоже не было… Но в республиках Средней Азии, Закавказья и Северного Кавказа 10,4 процента трудоспособного населения «не занято в общественном хозяйстве»{1052}. Аппарат ЦК завален письмами. И преимущественно-жалобами. В 1989 году-485 214 писем. У советских людей осталась одна отдушина – жаловаться, просить заступничества у ЦК… Уже в 1990 году не единичны случаи самороспуска партийных организаций вузов, учреждений. Из партии выходят тысячи людей, выражая тем самым протест против единовластия партии и методов ее руководства. Идеологический иммунитет членов КПСС быстро падает, идет девальвация «основополагающих ценностей» марксизма-ленинизма.
Брожение в стране нарастает. Уже трудно публично защищать Ленина, ленинизм, «классовую линию». Маятник перестройки все заметнее идет вправо. Ни политбюро, ни Горбачев не знают, как замедлить этот ход. Еще никто не знает, что через 5–6 лет этот маятник «постперестройки» так же неумолимо двинется влево. Это не внове. После социальных «приливов» в истории всегда следуют «отливы». После 1991 года завышенные ожидания, дезинтеграция великой страны, социальное расслоение, рост преступности, неумение воспользоваться свободой начнут быстро пополнять резервуар народного недовольства. В воздухе появятся флюиды большевистского термидора. Но все это еще только будет в эпоху «после Горбачева».
А пока вождь перестройки борется, отчаянно борется в желании создать социалистическое общество с демократическим, человеческим лицом…
Вопреки провозглашенным целям, горбачевские реформы ускорили процесс саморазрушения тоталитарной системы. К достижениям перестройки – огромным, историческим! – естественно, следует отнести фактическое устранение угрозы мировой ядерной войны. Это еще не оценено в полной мере и сейчас. А достижение историческое, эпохальное.
Феномен перестройки, который не был до конца понят ее творцами (и исполнителями) во всей исторической глубине, явился промежуточным, но важным условием выхода страны на рельсы, ведущие в демократическое, цивилизованное, процветающее общество.
А пока… пока Горбачев ежедневно решал многие десятки дел, пытаясь запустить главный мотор перестройки – «демократизацию общества». Но, как говорил генсек, при решающей роли его «авангардной силы» – КПСС. Эта «добавка» сразу же обессиливала двигатель, который на таких условиях никак не хотел «запускаться»…
