Валерий Шамбаров - Государство и революции

Впрочем, тут нужно сделать одно отступление. Мне представляется, что так легко пойти на Беловежский "самороспуск" Борис Николаевич смог еще по одной причине. По многим его действиям, решениям, особенностям поведения можно выдвинуть предположение, что вплоть до своей отставки - и уж во всяком случае, до болезни - он так и не смог психологически подняться до масштабов главы огромного государства. А внутренне, по всему своему складу, так и остался на уровне областного руководителя. Как, кстати, и Горбачев. Но проявлялось это у них по-разному. Горбачев весь Советский Союз воспринимал в виде привычной ему области или Ставропольского края, только увеличенного в размерах. Драл на ковре и материл проштрафившихся министров так же, как когда-то нерадивых председателей колхозов. Не терпел возражений и иных мнений, кроме собственного - так же, как в области немыслимо было для кого-то перечить первому секретарю. А свои эксперименты и реформы проводил так же, как некогда посевные кампании и "битвы за урожай".

Ельцин же в больших масштабах, мне кажется, внутренне комплексовал, чувствовал себя неуютно. Они были для него лишними, чрезмерными. Поэтому расстаться с союзными республиками смог без особого сожаления: "баба с возу - кобыле легче". И глубины разделения, которое вызовет такой шаг, он, может, и не предполагал. Ведь и лидеры Украины или Казахстана были в его представлении такими же "руководителями областей". Так какой же тут распад? В прежние-то времена первые секретари соседних регионов жили между собой в хороших контактах, если нужно - встречались, о взаимопомощи договаривались, о каких-то взаимных поставках, а границы между их "вотчинами" никакого особого разделения не предполагали.

Возможно, те же психологические особенности Ельцина играли роль и в вопросе с областными самоуправлениями внутри России, всякими "разграничениями полномочий". Думается, здесь сказывались не только американские образцы демократизации с самоуправлением штатов. И не только высказанная Солженицыным мысль о том, что Ельцин таким образом поощрял верных ему региональных лидеров, создавая себе опору в лице губернаторов. Не исключено, что он и тут сознательно или подсознательно сбрасывал с плеч "лишнее" - чем больше отдать на откуп другим, тем лучше. Областные рамки мышления сказывались, по-видимому, и в других случаях. Так, Коржаков очень подробно описывает историю постройки "президентского" жилого дома - сколько внимания уделял этому Ельцин, как вникал во все мелочи, сколько интриг и баталий разворачивалось вокруг распределения квартир. И перед нами предстает как бы и не глава государства, а типичный секретарь обкома, для которого как раз вопросы такого уровня оказываются близкими, знакомыми и понятными.

Похоже, он и лидеров мировых держав, вроде "друга Билла", достигнув их ранга, подсознательно воспринимал в пределах привычных для него стереотипов. Как, будучи первым секретарем в Свердловске, воспринимал бы первых секретарей Якутии или Могилевщины - конечно, у каждого из них свое на уме, у каждого свои интересы превыше всего, но в целом-то - "свои ребята", одного поля ягода. И если Наина Иосифовна, ничтоже сумняшеся, перед встречей с Клинтоном наливала ему лишнюю стопку, то ведь и это было вполне в рамках обкомовских представлений и приличий. Когда один первый секретарь перед встречей с другим первым секретарем хватил лишку, то что же в этом особенного и зазорного? Неужели тот не поймет по-товарищески?

Теми же комплексами и психологическом дискомфортом можно объяснить неуверенность Ельцина во внутренней политике, его шатания туда-сюда, частую смену помощников и советников, чередующиеся периоды полной зависимости от их мнений с опалами и отставками. Потому что ощущая себя общенациональным лидером - сперва обоснованно, потом - на основе самовнушения, он все же искренне хотел "как лучше". Но как сделать это "лучше", и сам не знал. Давал себя убедить кому-то из приближенных, увлекался сам их идеями, шел на поводу - пока не убеждался или другие приближенные не переубеждали, что не лучше получается, а хуже. И следовала новая "смена караула", новые шатания и дерганья.

То, что такие советники, да и вообще руководящие кадры, выдвинувшиеся при Ельцине к управлению страной, оказывались в большинстве своем далеко не кристальными, тоже имело под собой вполне закономерную основу. Ведь в условиях начала 90-х превращение советского государства в российское пошло в меньшей степени революционным, и в большей - эволюционным путем. И естественное преимущество получали те, кто еще в прошлой системе успел занять некий предварительный "трамплин". То есть, выходцы из прежней партийно-государственной номенклатуры, ее вторых и третьих эшелонов, сумевшие "перестроиться", приспособиться к новым веяниям, но и переносившие на новую, благодатную почву рыночных отношений корни прежней, еще советской коррупции, связей, знакомств, родственных кланов.

Однако и для этого явления объективная оценка выглядит далеко не однозначной, стоит лишь рассмотреть вопрос, были ли у него реальные альтернативы? Были, но они, к сожалению, выглядят еще более неутешительными. Потому что главной причиной, по которой получали преимущество к выдвижению представители прежней номенклатуры, стало неполное разрушение самого прежнего государства. А выдвижение каких-то других лидеров, менее связанных с прошлой системой, стало бы возможным только при дальнейшей радикализации революционных процессов - и соответственно, их деструктивных последствий. Что тоже было вполне реально.

Скажем, одна из брошюр НТС, выпущенная в 1990 г., писала: "Тех, кто боится распада страны, мы должны спрашивать: что рушится? Рушится коммунистический строй, советское государство, рушится то, что вообще не должно было быть. Радоваться, а не горевать надо по этому поводу и, засучив рукава, приступать к строительству нашего, российского государства, которого у нас не было с 1917 года".

На эмоциональном подъеме борьбы - причем характерном в тот период не только для НТС, но и для других организаций и стихийной оппозиции, зачастую терялась здравая мысль, что вряд ли кому придет в голову взрывать автомобиль для строительства из его обломков новой машины - а ведь государственный механизм, пожалуй, посложнее будет. Забывались порой прописные истины, что государство, кроме правящего аппарата, включает в себя системы правоохранительных органов, обороны, здравоохранения, образования, социального обеспечения, экономические инфраструктуры - какими бы плохими и несовершенными они ни были, но жизненно необходимые для существования каждого отдельного человека...

Забывалось и то, что полное разрушение старого приводит не только к "расчистке стройплощадки" для нового, но и к хаосу. А в любом хаосе куда больше шансов выдвинуться к власти получают отнюдь не идейные и честные "строители", а те, кто понаглее и позубастее. И к чему приводят подобные тенденции, доведенные до своего логического завершения, можно увидеть на примере Чечни. Тоже ведь большинство населения поверило - вот разрушим все старое, этот самый русский - тире - советский порядок, и возьмемся, "засучив рукава", строить свое, новое... Но даже там, где не доходило до такой крайности, приход к власти "идейных оппозиционеров" оказывался намного более губительным, чем власть "номенклатурщиков". Потому что эти оппозиционеры в делах государственного и хозяйственного руководства оказывались совершенно некомпетентными. А слепое следование собственным программам и лозунгам на практике давало результаты, противоположные ожидаемым. Так случилось и в Грузии, и в Азербайджане, где совершенно разные по складу и характерам Гамсахурдиа и Эльчибеи очень быстро вогнали республики в политический и экономический тупик, привели их к кризисам, полному развалу хозяйства и гражданской войне. И в итоге искренне поддерживавшие их народы сами же предпочли их свергнуть и вернуть к власти прежних лидеров - тех же, что правили при социализме. И в Польше Валенса в роли государственного руководителя проявил себя не лучшим образом - и его тоже "попросили". Да и Москва в свое время предпочла "прагматика" Лужкова "политику" Попову - и не пожалела об этом.