Манфред фон Рихтхофен - Красный истребитель

Другой англичанин попытался проделать такой же трюк со мной, но я сразу встретил его огнем из двух своих пулеметов. Он попытался уйти от меня, снизив высоту. Это стало роковым для него. Он опустился, а я оказался выше. Все, кто находится в воздухе подо мной, особенно если это одноместный истребитель, гибнут, потому что не могут стрелять в меня с тыла.

У моего противника была очень хорошая скоростная машина. Однако ему не удалось добраться до английской линии фронта. Я открыл огонь по нему, когда мы находились над Лансом. Я начал стрелять, находясь еще слишком далеко. Это была моя хитрость. Я хотел не столько попасть в него, сколько напугать, и мне это удалось. Он начал маневрировать, что дало мне возможность подойти к нему ближе. Я проделывал такой трюк снова и снова, и каждый раз мой глупый соперник начинал маневрировать. Таким образом я постепенно подобрался к нему совсем близко и оказался на таком расстоянии, что мог коснуться его. Я осторожно прицелился. Находясь не более чем в 50 метрах от него, я выждал с минуту и ударил из обоих орудий одновременно. Был слышен легкий свист – верный признак того, что пробиты бензобаки. Затем я увидел яркое пламя, и мой господин соперник исчез внизу.

Это была четвертая моя жертва за день. Брат подбил двоих. Естественно, мы пригласили своего отца на вечеринку. Его радость за наши успехи была огромна.

Вечером я пригласил несколько человек к себе. Среди них был мой дорогой Ведель, оказавшийся по соседству. У нас был замечательный повод – два брата сбили шесть англичан за один день. Это же целая эскадрилья36.

Я уверен, что после этого англичане перестали нам симпатизировать.

Я сбил 50 самолетов. Это было хорошее число, но я бы предпочел 52. Поэтому однажды я поднялся в воздух и сбил еще двоих, хотя это и было сделано вопреки приказу.

Дело в том, что мне разрешили сбить лишь 41 машину. Любой может догадаться, почему было определено именно это число. Мне хотелось избежать его. Я не любитель побивать рекорды. Мы, летчики, вообще не думаем о рекордах, а просто выполняем свой долг. Бельке мог бы сбить сотню самолетов, если бы не несчастный случай, и многие другие из наших дорогих погибших товарищей могли бы значительно увеличить число сбитых самолетов, если бы не погибли. Все-таки это в какой-то степени забавно – сбить полсотни аэропланов. В конце концов, мне удалось перед отпуском получить разрешение сбить 50 машин. Надеюсь дожить до дня, когда буду праздновать уничтожение сотни.

Вечером в этот необычный день зазвонил телефон. Со мной желали говорить из штаба. Я счел в высшей степени забавным, что меня связывают со Святая святых. Мне сообщили радостную для меня весть о том, что его величество выразил желание познакомиться со мной лично и назначил день нашей встречи. Я должен был приехать к нему 2 мая. Меня известили об этом лишь 30 апреля в девять часов вечера. Если бы я выехал поездом, то не смог бы выполнить желание нашего высочайшего главнокомандующего. Поэтому я решил лететь на самолете, тем более что такое средство передвижения для меня гораздо приятнее. Я отправился в путь утром следующего дня, но не в своем одноместном «le petit rouge», a в большом двухместном самолете.

Я сидел не у штурвала, а сзади. Самолетом управлял лейтенант Креффт, один из офицеров моей эскадрильи. Он как раз собирался в отпуск для восстановления сил. Так что все складывалось удачно.

Собирался я в спешке. Весь мой багаж состоял из зубной щетки. Одет я был в то, в чем следовало появиться в штабе. На войне солдату не нужно много красивых мундиров, а уж такому «фронтовому скупердяю», как я, тем более.

В мое отсутствие командование эскадрильей принял мой брат. Я отправился в отпуск, дав лишь несколько указаний, и надеялся вскоре продолжить работу со своими дорогими товарищами.

Мой путь лежал через Намюр, Льеж, Э-ла-Шанелье и Кельн. Как чудесно было плыть сквозь облака, не думая о войне. Была прекрасная погода. Нам редко выпадает такое замечательное время, на фронте сейчас очень напряженно.

Вскоре исчезли из вида наши аэростаты. Гром битвы при Аррасе был едва слышен. Под нами был мир. Мы видели пароходы на реках и быстрые поезда на железных дорогах и наверстывали упущенное, разглядывая все, что находилось внизу. Земля казалась плоской. Красивые горы Мьюза были неразличимы. Невозможно было даже обнаружить их тень, так как солнце стояло прямо над нами. Мы только догадывались, что горы там были, и наше небогатое воображение рисовало картины прохладных склонов этой восхитительной страны.

Было уже поздно. Облака внизу скучились и закрыли землю от наших глаз. Мы продолжали лететь, ориентируясь по солнцу и компасу. Близость Голландии была нам неприятна, поэтому мы решили снизить высоту, чтобы получше сориентироваться. Мы опустились под облака и узнали, что находимся над Намюром.

Мы полетели дальше к Э-ла-Шапелье. Вскоре и этот город остался позади. К середине дня мы добрались до Кельна. У обоих было превосходное настроение. Впереди предстоял долгий отпуск. Погода была отличная. Мы достигли своей цели и были уверены, что попадем в штаб вовремя, что бы ни случилось.

О нашем прибытии в Кельн было сообщено заранее. Нас встречали. Днем раньше газеты сообщили о моей пятьдесят второй воздушной победе. Можно представить, какой нам устроили прием.

После трехчасового полета у меня слегка разболелась голова, поэтому я хотел немного вздремнуть, прежде чем идти в штаб.

После Кельна мы какое-то время летели над Рейном. Я хорошо знал страну, поскольку часто путешествовал на пароходе, автомобиле и поезде, а теперь еще и на аэроплане. Трудно сказать, какой из этих способов передвижения наиболее приятный. Конечно, с парохода удобнее рассматривать местность. Однако общий вид с аэроплана тоже имеет свою привлекательность. Рейн очень красив и тогда, когда на него смотришь сверху.

Мы летели довольно низко, чтобы видеть горы. Уж очень красивы высокие холмы, одетые в леса, замки, расположенные на них, и т. д. Конечно, из-за скорости мы не могли рассмотреть отдельные дома. Если бы было возможно, я летал бы медленно. Прекрасный вид быстро исчез. Тем не менее, когда летишь высоко, большой скорости не ощущаешь. Если же сидишь в автомобиле или в скором поезде, создается впечатление огромной скорости. В самолете замечаешь скорость только тогда, когда в течение четырех-пяти минут не выглядываешь из машины, а потом пытаешься определить, куда ты добрался. И тогда страна приобретает совсем иной вид. Территория, над которой ты пролетал совсем недавно, выглядит иначе с другого ракурса. Трудно узнать пейзаж, над которым пролетел. Вот почему авиатор может легко сбиться с пути, если не будет внимательно осматривать территорию.