Николай Купцов - Воздушные рабочие войны

Вот она - расплата за болотную эпопею.

Моя милая Надя вся в слезах. В Москве у нее знакомых нет, меня она покидать не хочет, а в госпиталь со мной ее не положат. Где же выход? Что нам делать? Если меня госпитализируют, то к? к быть с женой? Не далее, как вчера, я узнал ее маленький секрет: Надя готовится стать матерью, поэтому всякое волнение ей противопоказано. А она плачет навзрыд. Мне плохо - я заболел. А ей, может быть, еще хуже. Следовательно, вывод один: оставлять ее одну я не имею права, мы должны быть вместе!

Прошу врача не направлять меня в госпиталь, а отпустить к матери, где за мной будет обеспечен хороший уход. Врач, уступив моей настойчивой просьбе, хотя и не сразу, но все же соглашается.

У моих родных мы пробыли двое суток, а затем поехали к Надиной матери Аполлинарии Яковлевне. У нее гостили почти неделю. Приступы лихорадки прекратились, и мне стало лучше. Срок отпуска кончался, пора было возвращаться в часть.

Менее двух недель прошло с того дня, когда я был на полностью разрушенном железнодорожном вокзале Смоленска. Сколько же изменений с тех пор! Организовано движение товарных и пассажирских поездов во всех четырех направлениях: на Москву, Минск, Витебск и Рославль. Четко функционируют все службы, которые должны быть на крупной железнодорожной станции в военное время. Располагаются они пока во времянках и палатках. И не было, как прежде, мусора, щебня, битого кирпича - все тщательно убрано.

Поезд на Рославль отправлялся поздно вечером, поэтому на станцию Шаталово мы прибыли в полночь. Боевых вылетов в эту ночь не было, и все уже отдыхали. Мы нашли дежурного по батальону аэродромного обслуживания (БАО), и он определил нас на ночлег в одну из землянок.

Утром Надя направилась в штаб БАО, к месту работы, а я - в свою часть. Полк уже несколько ночей действовал с аэродрома Шаталово по военно-морским базам, железнодорожным узлам и аэродромам Прибалтики и Польши.

Жилой городок и все аэродромные постройки немцы при отступлении превратили в руины. Штабы, командные пункты и личный состав частей разместились в землянках. Офицерские кадры авиаполка частично были расквартированы также и в ближайших населенных пунктах. В лазарете, куда меня направил врач полка, находился в это время с травмой правой руки командир полка подполковник В. К. Юспин. Через несколько дней Виталий Кириллович покинул лазарет, а меня врачи держали еще целых две недели.

К середине августа дело пошло на поправку: организм окреп, раны зажили. После тщательного врачебного осмотра меня допустили к полетам. Правда, временами беспокоили еще боли в позвоночнике, но об этом никто не знал. Я принимал различные меры предосторожности: не прыгал, не делал резких движений, не поднимал тяжести и был уверен, что со временем все придет в полную норму.

Получив три контрольных полета по кругу, я потренировался в районе аэродрома днем, затем ночью и был готов к выполнению боевых заданий.

Снова в строю

После двухмесячного перерыва, в конце августа 1944 года, экипаж снова вошел в строй. Состав его немного изменился: вместо погибшего радиста старшины Василия Сорокодумова нам был придан радист старшина Михаил Сорокин. Прежде он летал в экипаже капитана Василия Щербины и не был новичком в выполнении дальних маршрутов и установлении радиосвязи на большом удалении от КП полка.

Ранее существовавшую порочную практику "вывозки" радиста-новичка к тому времени уже отменили, и наш воздушный стрелок старший сержант Александр Карелин теперь всегда и везде - на земле и в воздухе - был рядом с нами.

Первый боевой вылет мы совершили на железнодорожный узел Тильзит. И в первый же полет к нам в экипаж подсадили штурмана-стажера Сашу Дуракова.

Примерно через час полета (а до цели лететь около трех часов) Володя Кулаков докладывает:

- Командир, у стажера распустился парашют. Что делать?

"Вводная номер один, - подумал я. - Наверняка будут и другие, посложнее".

- Парашют сам распуститься не мог, - отвечаю штурману. - Надо быть осторожнее при перемещениях. Пусть стажер сидит спокойно на месте. Сейчас посмотрю и скажу, что надо делать.

Пригнув голову, внимательно осмотрел кабину штурмана. На шторках входного люка кабины, словно курица, прикрывающая крыльями своих цыплят, пристроился на белом куполе парашюта стажер. Но стропы парашюта вытянуты еще не были. Они находились в ранце. Володя спокойно сидел на своем обычном месте.

Оставлять штурманов в таком положении нельзя. В аварийной ситуации никто из них не сможет покинуть самолет, так как распустившийся купол полностью закроет входной люк. Поэтому отдаю распоряжение:

- Возвращаться не будем. Штурманы, поменяйтесь местами. Володя, помоги стажеру уложить купол .парашюта в чашку сиденья. Если придется покидать самолет, то первым прыгает штурман-инструктор, вторым - стажер.

Укротив непослушный шелк парашюта, штурманы поменялись местами и успокоились. А впереди уже видны прочерчивающие небо разноцветные трассы идет воздушный бой между немецкими истребителями и нашими бомбардировщиками. Как всегда в таком случае, начинаю выполнять противоистребительный маневр и говорю по СПУ:

- Экипаж, в воздухе истребители противника! Усилить осмотрительность!

С каждой минутой напряжение нарастает. Крепко сжав штурвал, перекладываю самолет из крена в крен.

- Истребитель справа, сверху, сзади! - кричит радист.

Не теряя ни секунды, вращаю штурвал вправо, отдаю от себя и ныряю под истребитель. И тут же огненные трассы проходят метра на два выше правой плоскости.

Внутри у меня, да и у штурмана тоже, как он позже признался, как будто что-то оборвалось. И каждый из нас подумал: "Неужели опять придется прыгать с парашютом?!"

А пришлось бы, промедли я с маневром или заметь радист истребитель противника на какую-то долю секунды позже. К счастью, на этот раз все обошлось. Мы опередили противника.

- Бомбы! Бросай бомбы! - не выдержали нервы у радиста. Штурман хорошо знал мой голос, поэтому, естественно, не выполнил этой команды.

- Прекратить панику, радист! Мы бомбы в стороне от цели никогда не бросали и бросать не собираемся. Запомни это хорошенько и внимательно следи за воздухом, - говорю я совершенно спокойным голосом.

При противоистребительном маневре мы потеряли около пятисот метров высоты, а до цели оставались считанные минуты полета. Впереди уже видны были лучи прожекторов и разрывы бомб. Идем в самый разгар битвы. Медлить нельзя. Цель отлично освещена. Наши бомбардировщики наносят удар за ударом по скоплению эшелонов на железнодорожном узле. Экипаж преодолевает сильный заградительный огонь зенитной артиллерии и прицельно сбрасывает бомбы.