Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 1, Глубокий рейд)

- А ты небось кузнецов строго наказал? - спросил Доватор Осипова, останавливаясь.

- Навел самое строгое следствие, - ответил Осипов. - Ковали мои протестуют. "Мы, - говорят, - зайца подкуем - и хромать не будет".

Доватор не вытерпел и, посмеиваясь, рассказал историю с Соколом.

- Я так и знал! Чтобы в моем полку...

- Эх, ты! - Доватор толкнул его плечом.

Осипов, запутавшись в широкополой бурке, повалился в борозду. Вскочил, налетел на Доватора, оба, хохоча, упали на усыпанную ромашками и кашкой межу. Кряхтели, барахтались, мяли друг друга.

Их окликнул офицер связи. Он протянул Доватору срочный пакет. Доватор разорвал конверт, прочитал бумагу, свел брови, сдвинул папаху на затылок. Повернувшись к Осипову, сказал:

- Опять скучать будем да сухари грызть...

- А в чем дело?

- Воевать не дают, а мне не терпится. - Доватор стегнул по голенищу стеком. - Эх, ругаться мне хочется!..

В записке, которую привез офицер связи, генерал сообщал, что операция пока откладывается. Доватору было приказано срочно прибыть в штаб армии.

ГЛАВА 12

В оперативном отделе штаба армии на стене висит большая карта. На ней отмечена флажками неровная линия фронта.

Что должен чувствовать штабной командир, которому приказано передвигать после каждой оперативной сводки флажки на восток, с каждым днем укорачивать путь к Москве?!

Молодой, среднего роста генерал-лейтенант, командующий войсками армии, стоял перед картой. Широкое доброе русское лицо его было спокойно.

За столом сидел генерал-майор - постарше, седоватый, с усами, в очках, придававших ему "академический" вид. Это был тот самый генерал, который принял у Холостякова рапорт. Он спокойно пил чай.

Около командарма стоял подполковник Плотвин, тщательно выбритый, подтянутый.

- Вы утверждаете, что в этом районе большое скопление танков и пехоты противника? - показывая на карту, спросил Плотвина командарм.

Тот старался скрыть свое волнение, но это ему не удавалось. Он многое передумал за последние дни и по-новому взглянул на события, участником которых ему довелось быть. Обстановка обороняющейся армии, куда он теперь попал, совершенно не походила на ту обстановку, из которой он недавно выбрался. Он видел здесь спокойное, непоколебимое упорство, бурную деятельность. На смоленских полях вырастали железобетонные доты, артиллерийские капониры, траншеи, противотанковые рвы и крестообразные ряды металлических надолб. По дорогам, навстречу войне, вместе с резервными дивизиями шли десятки строительных батальонов, сформированных наполовину из женщин-добровольцев и подростков. Фашистские летчики кружились над их головами, засыпали пошлыми, издевательскими листовками: "Русские дамочки, бросьте копать ямочки", а потом, взбешенные великим упорством народа, снижались и на бреющем полете расстреливали их в упор...

Ежедневно к командарму приезжали на запыленных эмках и мотоциклах генералы - командиры корпусов, полковники - командиры дивизий, порой командиры полков в звании лейтенантов, что больше всего поражало Плотвина. Они почтительно и мастерски козыряли, смело входили в штаб, развертывали перед генералом боевые карты, что-то доказывали, чего-то настойчиво просили...

Седоусый, "академический" начальник штаба армии разводил руками, хлопал себя по генеральским лампасам, азартно, с профессорской хрипотцой выкрикивал:

- А ведь вы это изумительно придумали! Вы знаете, что это значит, дорогой мой? Без вторых эшелонов батальоны меньше будут иметь потерь. На случай контратаки противника вы сохраняете резервы. Мы вот подсчитали: вторые эшелоны, не вступая фактически в бой, несут большие потери. Мы используем ваш тактический прием. Артиллерию ближе к боевым порядкам пехоты? - Генерал щурился, глядя на командарма, тер переносицу. - Ведь следует подумать, Иван Петрович?

- Нам следует с вами, Гордей Захарович, о многом подумать...

- У него есть хорошая мысль, - Гордей Захарович тыкал пальцем в сторону лейтенанта. - Есть инициатива, пытливость. Вам, голубчик, сколько лет?

- Двадцать пять, товарищ генерал.

- Маловато!.. Хотя Наполеон уже в двадцать пять генералом был. В академию надо, в академию...

- А все-таки старик Кутузов молодого Наполеона побил, - вставляет лейтенант.

- Так то ж Кутузов! - Гордей Захарович грозил молодому командиру пальцем и весело смеялся...

Плотвин докладывает генералам в течение трех часов. Он говорит только о том, что видел своими глазами. Он пробует анализировать обстановку, сложившуюся при окружении дивизии, но сам чувствует в своих словах какое-то внутреннее противоречие, фальшь, точно его кто-то обманул и он сам обманывает других. Он видит, что генералам все известно, что они считают его растерявшимся человеком и думают так же, как тот кавалерийский командир, с которым он недавно говорил. Но они расчетливо расходуют свою энергию - без излишней суеты и горячности. Их цепкая и холодная внимательность к нему ранит его так же, как жестокие упреки кавалериста. На вопросы генералов он начинает отвечать коротко, лаконично:

- Так точно...

- Это не ответ, - прихлебывая из стакана чай, замечает Гордей Захарович.

- Номера частей, количество? Этого вы не можете сказать? - спрашивает командарм.

- Мне это неизвестно.

- Запишите, Гордей Захарович, - узнать номера этих частей. - И снова обращается к Плотвину: - А из каких источников вам известно, что в Рибшеве штаб немецкой армии?

- Гражданское население убежало из села. Встретил в лесу, расспрашивал.

- Эти сведения совпадают, - замечает Гордей Захарович и роется в бумагах на столе. - В прилегающих деревнях противник сосредоточивает армейские резервы. Отсюда он будет бросать их на ликвидацию прорвавшейся конницы...

- Известно, попытается уничтожить конницу. Кому же приятны неожиданные гости, да еще в таком количестве? - говорит командарм.

- Не хочется мне бросать туда конницу, не хочется... - Гордей Захарович барабанит пальцами по столу, задумчиво смотрит в окно.

- На вас, Гордей Захарович, видимо, сильно подействовал рапорт подполковника Холостякова, - усмехнувшись, говорит командарм.

- Нет, не подействовал... Я понимаю, врага следует потрепать с тыла, и так, чтобы он кровью закашлял. Но сейчас мне не хочется остаться без такого подвижного резерва, как конница. За спиною - Москва. Возможный прорыв мы могли бы на первый случай закрыть кавалерийскими дивизиями. Да и обратный выход для конницы будет затруднителен.

- Ну, прорваться коннице мы отсюда поможем. Конники - да чтоб не прорвались! Пока фашисты за Доватором гоняются, мы их будем бить с этой стороны, партизаны и конники - с тыла. Как с подготовкой к рейду?