Александр Пономарев - Покорители неба

На очередном заседании я переводил выступление Локтионова. Начальник ВВС обстоятельно доложил, что представляет собой советская военная авиация. Были приведены данные о дальности и бомбовой нагрузке самолетов-бомбардировщиков, о количестве самолетов, выпускаемых промышленностью. Локтионов назвал число авиационных училищ, упомянул нашу академию, коснулся вопросов боевого применения авиации и ее взаимодействия с наземными войсками, подробно рассказал о работе тыла.

Эти проблемы особенно заинтересовали французов и англичан. Локтионову было задано много вопросов, на которые он отвечал по-прежнему четко, исчерпывающе. Конкретного же разговора о совместных действиях против агрессора англичане и французы упорно избегали, по-прежнему камнем преткновения оставался вопрос о пропуске советских войск к границам Германии.

- Все это дает основание сомневаться в стремлении Англии и Франции к действительному сотрудничеству с СССР, - заявил Ворошилов на одном из заседаний. - Ответственность за неудачу переговоров, естественно, падает на французскую и английскую стороны.

За столом произошло замешательство. Английский генерал вскочил с места.

- Вероятно, - он взглянул на меня, - полковник перевел неправильно, исказил слова маршала?

Я вначале смутился. Может, действительно что-то спутал?

Ворошилов кивнул мне, тихо сказал:

- Все правильно. - И добавил громко, чтобы все слышали:- Мы просили пропустить наши войска, чтобы они смогли оказать отпор агрессору. Неужели нужно выпрашивать, чтобы нам дали право драться с нашим общим врагом?

По существу, переговоры на этом закончились. Вечером Климент Ефремович с горькой усмешкой сказал мне:

- Плохие мы с тобой дипломаты.

Маршал явно наговаривал на себя. Советская делегация делала все для успеха переговоров. Но усилия представителей Англии и Франции сводились к тому, чтобы под прикрытием московских переговоров заключить коварную сделку с фашистской Германией и заставить ее устремиться на Восток. Ради этого они пошли бы на любой сговор с фашистскими диктаторами, готовы были отдать на растерзание им всю Европу, так как считали фашизм меньшим злом по сравнению с "советской опасностью".

Убедившись, что с Англией и Францией общего языка не найти, СССР заключил советско-германский договор о ненападении. И 26 августа Ворошилов заявил представителям печати: "Не потому прервались военные переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий".

Двурушничество правителей Франции и Англии дорого обошлось этим странам. Оценивая события 1939 года, генерал де Голль скажет: "Причиной одного из самых тяжелых поражений в истории страны являлось то, что Франция не была с Россией, не имела с ней соглашения, не имела эффективного договора". Черчилль подтвердит: "Союз между Англией, Францией и Россией вызвал бы серьезную тревогу в Германии в 1939 году, и никто не может доказать, что даже тогда война не была бы предотвращена".

Советско-германский договор был ненадежен. Но он дал нам какое-то время, которое было использовано для укрепления обороноспособности нашей страны.

Я вернулся к исполнению своих прямых обязанностей. Начальник академии строго спросил, где я пропадал столько времени.

- Здесь срочные дела накопились, а вас нигде не могли найти. Кстати, ни в одном архиве вас не было.

Дело оборачивалось круто, меня обвиняли в обмане, нарушении дисциплины. Пришлось прибегнуть к крайнему средству:

- На все ваши вопросы может ответить только товарищ Ворошилов.

- Ворошилов? - недоверчиво посмотрел на меня начальник.

- Да, нарком обороны. Обращайтесь к нему.

Расспросами меня больше не донимали. А дел действительно накопилось много. К повседневным заботам прибавились неожиданные. Срочно создавалось новое высшее учебное заведение - Военная академия командного и штурманского состава ВВС. В нее пришлось откомандировать часть наших преподавателей, помогать в создании учебной базы, налаживании учебного процесса. Наша академия теперь получала четко определенный профиль по подготовке авиационных инженеров высокой квалификации.

В обстановке растущей военной угрозы укреплялась мощь авиации. С предельной нагрузкой работали исследовательские лаборатории. Проектировались и строились новые самолеты, возводились новые авиационные заводы. У нас в академии шли поиски новых материалов - прочных и легких, скрупулезно изучалась сущность вибраций крыла, самолета. Это диктовалось совершенствованием аэродинамических форм боевых машин, ростом скоростей, удельных нагрузок. Теоретические поиски сочетались с экспериментальными. При одной из кафедр инженерного факультета была создана прекрасно оборудованная лаборатория, где можно было осуществлять самые разнообразные испытательные работы. Еще теснее стало содружество академии с научно-исследовательскими институтами и конструкторскими бюро. Так объединенными усилиями ученых разрабатывались методики испытаний самолетов на устойчивость, управляемость, маневренность. Преподаватели и слушатели факультета принимали участие в испытании новых авиационных двигателей. Организовать это дело удалось без проволочек. Испытаниями двигателей в НИИ руководил В. П. Кузнецов, бывший старшина нашего курса в петроградской военно-технической школе, а Всесоюзный институт авиационного моторостроения в промышленности возглавлял друг моей юности А. В. Каширин. Дело, конечно, не в старой дружбе - просто товарищи понимали, какую пользу принесут молодые специалисты, приобщившиеся к исследовательской работе. Мы же в свою очередь широко привлекали ученых НИИ к преподаванию в академии, прежде всего по вопросам аэродинамики, авиационной электротехники, внешней и внутренней баллистики, теории механизмов и прицелов, использования ракетного оружия.

Летом 1940 года я услышал в телефонной трубке:

- Саша!

Давно уже меня так никто не звал.

- Простите, кто вы?- спрашиваю.

- Нехорошо, нехорошо, братец, забывать друзей. Горбунов говорит.

- Володя! Откуда ты звонишь?

- С Центрального аэродрома. Жду тебя здесь.

- Лечу!

Это был тот самый Володя Горбунов, с которым мы вместе комсомолили в Зарайске, потом уехали в Москву, учились на петроградских курсах, работали в Борисоглебской школе летчиков. А потом надолго расстались. Я слышал, что Горбунов уволился из армии, закончил Московский авиационный институт. И вот мы обнимаемся после долгой разлуки.