М. Рузе - Роберт Оппенгеймер и атомная бомба

Мир познал весь ужас атомной опасности. Быть может, сознание этой опасности устранит навсегда угрозу новой войны? Однако ученые встревожились, когда увидели, что опека армии над ядерными исследованиями не только не ослабла, а, напротив, стала еще больше усиливаться и что делаются попытки обмануть общественность путем преуменьшения степени разрушения японских городов, а также значения новой опасности – радиоактивности, – несвойственной прежним, «классическим» видам оружия. Разве генерал Гровс не дошел до того, что позволил себе утверждать перед комиссией Конгресса, будто бы смерть от радиации – «вполне приятная» смерть! Многие ученые-атомники в Лос-Аламосе, Чикаго, Ок-Ридже и Нью-Йорке решили объединиться, чтобы информировать общественность о происходящем, вырвать контроль над атомом из рук военных и выдвинуть идею международного соглашения, запрещающего атомное оружие.

Совсем иначе мыслил Роберт Оппенгеймер. Превозносимый прессой как великий победитель в войне против Японии, творец оружия, самая мощь которого гарантировала миру рах americana [8], человек, достигший вершины славы, что, по мнению армейских психологов, являлось его единственной целью, Оппенгеймер был грустен; это чувство свойственно человеку, взошедшему на высочайшие вершины, откуда открывается даль будущего, недоступная взору простых смертных.

Руководствуясь усвоенными критериями, Оппенгеймер считал коммунистическую Россию врагом. Гражданские и военные власти США были убеждены в материальном превосходстве своей страны и верили в миф об органической нежизнеспособности коммунистического общества. Они считали, что СССР овладеет атомной энергией не раньше чем через десятки лет, а Америка тем временем, вероятно, уничтожит коммунизм. Оппенгеймер не мог проявлять такую же слепоту. Хоть он и недооценивал советские исследования, как это показали дальнейшие события, он знал, на каком высоком уровне они ведутся. Другие ученые, такие, как Эйнштейн, Сциллард, Франк, Юри, тоже знали это. И они делали вывод, что нужно немедленно довести атомную проблему до сведения мировой общественности и заключить соглашение с СССР. Оппенгеймер же писал в октябре 1944 года: «Нынешнее превосходство нашей страны в области научных и технических проблем, возникших в результате использования атомного оружия, является результатом работы, бесспорно интенсивной, но плохо организованной. Мы сможем сохранить за собой гегемонию, если будем непрерывно продолжать разрабатывать техническую и теоретическую стороны этих проблем… Ни одно правительство не сможет сохранить за собой роль гегемона, если будет почивать на лаврах успехов, достигнутых во время войны».

Большинство исследователей и даже многие государственные чиновники считали, что теперь следует вернуть лос-аламосское плато «лисицам пустыни», Оппенгеймер же прилагал всю силу присущего ему красноречия, чтобы убедить своих сотрудников продолжать работу хотя бы еще некоторое время. Многих ему удалось убедить, но кое-кто из числа тех, кто прежде боготворил Оппенгеймера, отошел от него, понимая, что в этом человеке произошла какая-то перемена.

Вот в этой обстановке ко всеобщему удивлению в октябре 1945 года Оппенгеймер объявил, что покидает пост директора Лос-Аламосской лаборатории и возвращается к педагогической деятельности. «Сверхлаборатория», создавшая атомную бомбу, уже сыграла в судьбе Оппенгеймера предназначенную ей роль; теперь он мог уступить ее другим. Личность Оппенгеймера выступает в новом свете. Он становится доверенным советником политиков и генералов, технократом атомного века. Оппенгеймер принимал участие в разработке проекта международного контроля над атомной энергией, который США должны были предложить Объединенным Нациям, и как таковой мог сказать ученым-атомникам, что солидарен с ними в главном тревожащем их вопросе. Но на этой работе лежала печать какой-то фатальной двусмысленности. Целью американского проекта было не запрещение и уничтожение атомного оружия, не восстановление свободного обмена научной информацией, а установление гегемонии США в контроле над расщепляющимися материалами и над их применением как промышленного, так и военного характера. Проект отвечал стремлениям деловых кругов, с которыми Оппенгеймер теперь, поднявшись высоко по общественной лестнице, был тесно связан.

Как бы критически ни относиться к страху перед окружением, свойственному сталинской политике, не приходится сомневаться в том, что контроль, предложенный американцами, был для России неприемлем. По этому поводу Оппенгеймер выразился весьма откровенно, заявив на одной из политических конференций после отказа СССР: «По моему мнению, незачем спрашивать себя, что случится, если русские вдруг изменят свою позицию, если они примут наши предложения и будут стремиться их осуществить. Цель наших планов – обеспечить защиту США; следовательно, сделанные нами предложения по своей природе таковы, что не могут осуществляться другими, ибо они относятся к ним весьма подозрительно».

Тщетно пытались ученые-атомники воспрепятствовать взрывам экспериментальных бомб на атолле Бикини в июле 1946 года; В конце концов большинство научных деятелей смирилось, ведь проводившиеся ими исследования, так же как и их университетский оклад, оплачивались субсидиями от армии. Надежда, что вновь настанут времена свободы в научных исследованиях, исчезла безвозвратно. Гнет полицейской слежки стал еще тяжелее, чем во время войны против Германии и Японии. В марте 1947 года президент Трумэн подписал декрет о «лояльности», согласно которому проверялась политическая и моральная благонадежность каждого государственного служащего.

В августе 1949 года снимки, сделанные в верхних слоях атмосферы с американского бомбардировщика, позволили определить, что в СССР взорвана атомная бомба. Американские правящие круги были поражены. Для Оппенгеймера же это не было сюрпризом, он предвидел такую возможность. Американский журнал «Баллетин оф Атомик Сайентистс» в то время вел кампанию против гонки вооружений; на обложке каждого номера журнала изображались часы, показывающие полночь без восьми минут. После сообщения о взрыве советской атомной бомбы стрелка была передвинута на полночь без трех минут.

Руководителями Соединенных Штатов владела тогда только одна мысль: как можно скорее создать супербомбу – водородную бомбу. Возможность использовать реакцию атомного синтеза легких ядер была установлена еще в 1942 году небольшой группой физиков, объединявшихся тогда вокруг Оппенгеймера. Больше других интересовался этой проблемой Эдвард Теллер, изгнанный расистами из Германии. Как мы уже отмечали, изучение проблем, которые связаны с созданием бомбы, основанной на принципе атомного синтеза, было отложено, поскольку в то время еще не существовало практической возможности воспроизвести реакцию синтеза. Распад тяжелых ядер – урана или плутония – вызывается нейтронами. А для синтеза легких ядер требуется весьма высокая температура, порядка нескольких миллионов градусов. Когда реакция синтеза уже протекает, она поддерживается теплотой, выделяемой в ходе самой реакции, но для того чтобы реакция началась, надо создать эту фантастическую температуру. В 1942 году средства для этого еще не были известны, теперь же такое средство имелось: урановая атомная бомба.