Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

76//77

ратные: разъединение, зависть, эгоизм... Но, слава Богу, вокруг нас образовалась атмосфера единения и взаимной помощи, и это делает жизнь более легкой даже в самое трудное, как теперь, время.

Вчера Ни принес мне две книги (издание Desclée)[162] — биографии двух католических монахинь. Много лет я читала мистиков, знаю почти всю мистическую литературу, но, за исключением очень немногих, нахожу, что все другие поражают однообразием своего пути, каким-то утомительным повторением тех же слов, тех же приемов для выражения внутренних переживаний, опыта. Впечатление такое, будто дана модель, и по этой модели создается бесчисленное количество более или менее удачных копий. Личность не выявляется в своем своеобразии, а подделывается под существующий образец и этим, конечно, искажается. И, думаю, нужно обладать огромной индивидуальностью, чтобы сохранить свое лицо в атмосфере подражания образцам. Такими и были Св. Франциск[163], Св. Тереза[164], еще немногие. Все же остальные подверглись общей нивелировке, подстрижены, обрезаны, говорят одним языком, повторяют будто заученные формулы, за которыми не видно, затуманено их самое дорогое — их личность, их лицо, их выражение...

Я люблю подлинную мистику, но не признаю мистических школ, ведущих к пути самому опасному: к лжемистике.

Ни только что вернулся от дантистки, нашей милой А. И. Каргановой... Очень устал от зубной боли. У нас застал Флоранс в жарком споре со мной по поводу Оригена. Она явно не понимает его, но с упорством защищается. Ни принял участие в нашем споре и разъяснил ей то, чего она не понимает.

Вечером у Ни собрание франц<узско>-рус<ской> молодежи (второе — первое из 3-х лиц было в прошлом году весной). К 8 '/2 ч. подъехал автомобиль и оттуда выгрузились 6 человек: 4 барышни и 2 молод<ых> человека. Я стояла у окна и слышала их молодые, веселые голоса у подъезда. Они пошли в кабинет Ни, и там долго шла беседа. Темой этой беседы была мораль (ее источники). К 10 ч. все вышли в столовую к чаю, и за чаем беседа продолжалась просто и оживленно. Молодежь очень симпатичная, живая, одухотворенная. Среди них одна

77//78

русская (студентка Сорбонны), остальные — французы-католики, интересующиеся социальными вопросами, близкие к журналу «Esprit». В них чувствуется культурность, начитанность. Вечер прошел очень живо и приятно, и, уезжая, все очень благодарили Ни за его отношение к ним и желание помочь им разъяснить интересующие их вопросы.

Пятница, 25 января

Ездила в фотографию за карточками Ни. Он заказал всего лишь 3 портрета, т. к. фотография очень дорогая. Но любезный фотограф подарил Ни еще 3 карточки. Портрет вышел очень удачный, самый лучший из всех до сих пор. Нужно посылать издателям, требующим портреты для изданий... Вернулась под проливным дождем.

Дома застала [бедную] сестру, только что вернувшуюся от дантиста: ей вырвали больной зуб. Лежала с сильной болью... День какой-то неуютный... Сильный ветер, всегда напоминающий мне о бедствиях на море...

Перед сном перечитываю заново Пруста[165], которого раньше не любила. Теперь нахожу места значительные по тонкости анализа...

Суббота, 26 января

Ни с утра у дантистки.

В газетах тревога о Франции. Безработица растет особенно после краха Ситроена[166]. Неужели суждено нам вновь пережить ужасы революции?

Ни был у Либа. Он болен, лежит, но ему лучше.

Воскресенье, 27 января

Зима, русская зима! За окнами деревья в пушистом снегу. В соседнем с нами саду дети лепят бабу, бросают снеговые шарики... И все это кажется мне лишь декорацией к какой-то пьесе из русской жизни... Франции это не идет, как не идет русский кафтан испанцу или турку.

Сегодня никого не звали, т. к. вечером заседание Р<елигиозно>-ф<илософской> академии, но все же к чаю приехали: Р. Г. Осоргина, Эли Беленсон, П. К. Иванов и Леня (Чурилин) — все безработные, всем нужна помощь и материальная, и духовная... Делаем, что можем, но «можем» так мало!

78//79

Кольцо бедствий сжимается, а в такие холодные, злые дни, как сегодня, бедствия эти чувствуются с особенной остротой.

Вечером читаю биографию Стендаля. Он мне противен.

Понедельник, 28 января

Ни рассказывает утром о вчерашнем собрании с докладом Зеньковского[167] «Об иррациональном в человеке». В связи с этим он говорит: «Я люблю человека, верю в человека, но я ненавижу условия, в кот<орых> он живет. Условия эти унижают человека, мучат его. Но вот что я заметил: все переживаемое мной с такой остротой, когда я думаю о трагизме человеческого существования, вдруг как бы притупляется и делается плоским, попадая в сферу обсуждений, споров, докладов. В чем тут дело?»

Я: «Мне кажется, что все переживаемое в духе теряет свою остроту, свою силу, воплощаясь в слова, в формулы».

Сегодня спросила у Ни, подвигается ли его новая книга о духе? «Я все время делаю заметки, подготовляю ее. Это книга, в кот<орой> я подведу итоги моего миросозерцания. Книга нелегкая», — отвечает он.

Какой неуютный день [сегодня]! Что-то холодно-тоскливое в колючем воздухе, в порывах сухого ветра. Даже птицы мои (я их кормлю все эти годы на крыше балкона) летят неохотно есть замерзшие кусочки хлеба... Нет охоты выйти из теплых комнат, и так остро чувствуешь свое преимущество перед другими, видя из окна пробегающие фигуры людей с иззябшими лицами, в холодных пальто вместо шуб... Холод — одно из выявлений зла.

Вторник, 29 января

Холодно-колючий день с ярким солнцем и ветром. Французские дома не приспособлены для морозов, и в нашей квартире — хотя и с центр<альным> отоплением — свежо. Еще бы! Окна большие, без двойных рам — не натопишь... Вечером, хотя иззябшая, все же иду с Ни на его лекцию о Вл. Соловьеве. Лекция — одна из лучших[168].

79//80

Среда, 30 января

Ни утром много писем. Читая, он говорит: «Во мне, чувствую, все больше и больше увеличивается отчужденность. Вот я говорю, пишу, спорю, а сам где-то далеко, далеко от всего окружающего. Не знаю, замечают ли это другие? При таком отчуждении трудно вести общую работу, участвовать в общем деле».

По поводу этих слов Ни я думаю: «Таким и должно быть чувство христианина в этом мире. Единственной связью его с миром должна быть любовь. Ведь Христос, будучи на земле, всегда чувствовал себя «не от мира сего», но Он любил этот мир. Любовь и была связью Его с миром. Что же значат слова ап<остола> Иоанна: "Не любите мира"[169]? Да, не любите тот мир, который лежит в зле, тот, кот<орый> свободно избрал зло и служит злу».