Вениамин Каверин - Литератор

А. Я. Таирову

6/II—1932 г.

Я решил не посылать Вам пьесу, Александр Яковлевич, и вот по каким соображениям. Последняя картина носит, как мне кажется, слишком личный характер и выносит на первый план мотивы, далеко не исчерпывающие смысла пьесы.

Я придумал другой конец: труппа, к которой принадлежит Вера Павловна, наконец приезжает в табор. Сцена разделена на три части: первая — таборная публика, которая смотрит пьесу, вторая — (невидимая) — приехавшие актеры, которые дают «Слугу двух господ» или «Коварство и любовь». И третья — палатка Белых. Дед, с сокрушением комментирующий Шиллера — «совецки власти-то что делают», кухарка, оплакивающая судьбу Луизы Миллер — «вот с нашей-то сестрой и все так», — уступают место монологам.

Все это пока что очень приблизительно, но Вы, разумеется, прекрасно понимаете, как все это должно получиться. Прошу Вас, напишите мне незамедлительно, потому что я — памятуя о сроках, сегодня же принимаюсь за эту сцену, а ведь не нужно повторять, насколько я ценю Ваши советы и указания.

Жму руку.

Комментарий:

Это письмо относится к моей попытке поставить пьесу «Волчья свадьба», основанную на моих впечатлениях от совхозной жизни, которые нашли свое воплощение в книге «Пролог». Она давно не перепечатывалась — я жалею об этом. Начало гибели старой деревни было связано с бесповоротным разломом, с разрушением тысячелетнего уклада самых основ крестьянского мышления. Но эта книга говорит совсем не об этом, она — прямое отражение попыток создать новый образ жизни, новый уклад. Для того чтобы написать ее, я поехал в Сальские степи, за Волгу, жил в совхозах, участвовал в совхозных газетах, познакомился и подружился с теми, кто взял на себя эту историческую задачу. «Пролог» — правдивая страница этого поражающего своей новизной труда. Конечно, все это только легкой тенью мелькает в пьесе, которую я послал Таирову. Он не поставил ее и был совершенно прав. Впрочем, ее постановка была осуществлена в Ленинграде, в Красном театре.

Вс. Э. Мейерхольду

11/X—1932

Глубокоуважаемый Всеволод Эмилиевич!

Недели две тому назад я послал Вам свою пьесу «Укрощение мистера Робинзона, или Потерянный рай». Получили ли Вы ее? Если получили, то прочитали ли?

Я был бы очень признателен Вам, если бы Вы сообщили мне свои соображения, разумеется, независимо от того, будет ли она поставлена или нет. Это первый мой опыт в театре, и мнение Ваше для меня чрезвычайно важно.

Проспект К. Либкнехта, д. 32, кв. 18

Ленинград

Большое спасибо, Всеволод Эмилиевич, за то, что прислали мой рассказ. Извините, что сейчас не могу подарить его Вам в более приличном виде. Как только выйдет книга, пришлю ее Вам непременно.

Привет.

Комментарий:

О моей мимолетной встрече с Мейерхольдом я рассказал в статье «Гоголь и Мейерхольд» (Собр. соч., т. 8). Эта встреча произошла в Ленинграде, театр Мейерхольда приехал на гастроли, и он пригласил меня к себе, предложив написать инсценировку «Треста Д. Е.» Эренбурга. Удивленный и огорченный моим неожиданным отказом, он привел мне примеры, когда бесконечно более значительные люди, чем я, отказывались от своей работы, чтобы помочь ему, когда он встречался с затруднениями, мешавшими работать. Я просил его прочесть мой фантастический рассказ «Ревизор», который я очень ценил, и пьесу «Укрощение Робинзона, или Потерянный рай». Он вернул мне эти произведения в сопровождении любезной записки, из которой трудно было понять, понравились они ему или нет.

В. Я. Мотылю

Москва, 4 сентября 1980 г.

Дорогой Владимир Яковлевич!

Пишу, потому что не успел, да и не мог рассказать Вам о своих впечатлениях после показа фильма, да и по той причине, что мои рассуждения, как я надеюсь, пригодятся мне самому для задуманной статьи.

Ваш фильм называется «Лес» (по мотивам пьесы А. Н. Островского). В данном случае выражение по мотивам[90] особенно важно, и мне хочется его сразу же подчеркнуть.

Как Вы знаете, многие мои произведения экранизированы — именно поэтому ко мне обратилась газета «Правда», которая 28 октября 1979 года опубликовала мое интервью («Союз многообещающий»), непосредственно связанное с этим вопросом. В нем я утверждаю, что мы сравнительно бедны удачными экранизациями классики, и пытаюсь объяснить причину некоторых удач. Мне кажется, что Достоевский, некогда решительно отказавшийся от воплощения некоторых его произведений на сцене, был совершенно прав. Драматические происшествия, по его мнению, уже совершились в его романах, а то, что однажды рождено, уже невозможно вторично произвести на свет. Зато возможно — и это уже мое мнение — создать художественное произведение по мотивам, по поводу — и, в случае удачи, оно может стать полноценным. Мне вспоминается пример с киновоплощением повести Ю. Тынянова «Подпоручик Киже». Музыку для картины написал С. Прокофьев. Фильм устарел, и композитор переработал музыку в сюиту. Впоследствии на основе этой сюиты был создан балет, который Большой театр показал в Москве и Париже. И балет подошел к оригиналу, как это ни странно, ближе, чем это было сделано в кино. На чем была основана удача? На умелом переходе в другой мир. Именно эта задача стояла и перед Вами.

Но что значит «умело»? Для экранизации «Леса» это значило, что необходимо было добиться на сломе жанров возникновения этической личности, поставленной в конкретные исторические условия. Поступки Несчастливцева не только ступени развития сюжета, но личностная форма видения мира. Вам необходимо было создать совершенно определенный, важный с этической точки зрения характер, который по-своему воспринимает людей и события.

Именно это Вам удалось — и я свободно вздохнул, когда Ваш (уже не Островского, а Ваш) герой в последних кадрах радостно приветствует мир. Ему ничего не надо…

Я уже не говорю о том, как экономно и смело Вы противопоставили своего типично русского Дон Кихота толпе пошляков и подлецов с их мелкими характерами, с их трусостью перед жизнью. Вы поставили острый и современный вопрос, Вы коснулись сегодняшней проблемы — наступления пустоты на косную, темную, зверски самолюбивую жизнь. Вы убедительно раскрыли вредное и жадное, поразительное по своему ничтожеству стремление: «Все для себя».

Письмо мое затягивается, и я не могу подтвердить примерами того факта, что характеры решительно всех персонажей (в том числе и второстепенных) выписаны отчетливо и смело, кстати, несомненно, по той причине, что Вы удачно подобрали актеров. Только один пример. Вы вернули на сцену талантливую Целиковскую, дав ей возможность показать, на что она способна в том случае, когда соблюдены художественные условия задачи.