Юрий Сушко - Любимая женщина Альберта Эйнштейна

В 1935 году порог нью-йоркской мастерской Коненкова впервые перешагнул великий Альберт Эйнштейн. Администрация Принстонского университета заказала русскому мастеру создать бронзовый скульптурный портрет своего великого сотрудника, нобелевского лауреата.

Уговорить его позировать, то есть терять часы и даже дни на ничегонеделание, было крайне проблематично. Друзьям был известен лишь один-единственный случай, когда Эйнштейн согласился на подобную экзекуцию. Художник, попросивший о нескольких сеансах, получил решительный отказ. Тогда он взмолился, объяснив, что портрет Эйнштейна поможет ему хоть на некоторое время избавиться от нужды. Только тогда ученый безропотно согласился потратить свое бесценное время на какое-то позирование.

В сотрудничестве с Коненковым сработали другие аргументы. Во-первых, это был официальный заказ администрации Принстонского университета. Во-вторых, аргументы падчерицы Маргот. И, в-третьих, изумительное мастерство скульптора. Эйнштейн поднял руки – и сдался.

Маргарита Ивановна вспоминала: «Когда Сергей Тимофеевич работал над портретом Эйнштейна, тот был очень оживлен, увлеченно рассказывал о своей теории относительности. Я очень внимательно слушала, но многого понять не могла. Мое внимание поощряло его, он брал лист бумаги и, стараясь объяснить свою мысль, делал для большей наглядности рисунки и схемы. Иногда объяснения меняли свой характер, приобретали шутливую форму – в такую минуту был исполнен наш совместный рисунок – портрет Эйнштейна, – и он тут же придумал ему имя: Альмар, то есть Альберт и Маргарита». Особо подкупила ее кокетливая шутка знаменитого ученого, который сказал, что он известен лишь своими пышными волосами.

Автор теории относительности был сражен женой художника наповал. Позже он признался ей, что в ее глазах увидел «отблеск Бога». Она же своей природной женской интуицией сразу угадала, что Эйнштейн – далеко не ангел, витающий в облаках, или какое-то иное бесполое существо. Даже вспомнила невинный вопрос своей сарапульской племянницы:

– А кто такие ангелы?

– Ну, такие существа, с крылышками, летают...

– И кусаются?..

Работа над созданием портрета заняла немало времени. Скульптор особенно старался уловить детское изумление в глазах, присущее великому ученому. Маргарита то появлялась в мастерской, то вновь на время исчезала, но скоро возвращалась с чашками чая и пирожками на подносе.

– Прошу вас, господа. Передохните.

Мастер и натурщик садились к столу. Марго устраивалась рядом. Пили чай, Эйнштейн расспрашивал о Советской России, много говорили о политике. Ученый вспоминал пережитые им недавние события в Германии и четко формулировал то, что его прежде всего волновало:

– Крупные политические свершения нашего времени вызывают чувство беспросветности: в нашем поколении ощущаешь себя совершенно одиноким. Кажется, люди утратили стремление к справедливости и достоинству, перестали уважать то, что ценой огромных жертв сумели завоевать прежние, лучшие поколения... В конечном счете основой всех человеческих ценностей служит нравственность. Ясное осознание этого в примитивную эпоху свидетельствует о беспримерном величии Моисея... Какой все-таки контраст с нынешними людьми!..

Отношения Коненкова и Эйнштейна складывались ровными, уважительными. Каждый знал себе цену и с почтением относился к работе друг друга. Лишь однажды между ними едва не произошел конфликт на религиозной почве. Они втроем спускались в лифте, и вдруг Коненков обратился к Эйнштейну с неожиданным вопросом:

– А вы верите в бога?

– Нет, – лаконично ответил физик.

– Ну и дурак, – не менее краток был художник.

Хотя Маргарита и не решилась переводить последнюю фразу, но Эйнштейн ее и так понял. При случае, пока чета Коненковых гостила в Принстоне, он подробно изложил свои взгляды на религию и науку.

– Я не верю в бога как в личность и никогда не скрывал этого... Если во мне есть нечто религиозное, это, несомненно, беспредельное восхищение строением Вселенной в той мере, в какой наука раскрывает его... Научные исследования исходят из того, что все на свете подчиняется законам природы. Это относится и к действиям людей. Поэтому я, как ученый-исследователь, не склонен верить, что на события может повлиять молитва, то есть пожелание, обращение к сверхъестественному существу. Однако... наши действительные знания об этих законах несовершенны и отрывочны, поэтому убежденность в существовании основных всеобъемлющих законов природы также зиждется на вере. Дело не меняется от того, что эта вера до сих пор оправдывалась успехами научных исследований...

С другой стороны, каждый, кто серьезно занимался наукой, приходит к убеждению, что в законах природы проявляется дух, значительно превосходящий наш, человеческий. Перед лицом этого высшего духа мы, с нашими скромными силами, должны ощущать смирение. Думаю, занятия наукой приводят к благоговейному чувству особого рода, которое в корне отличается от наивной религиозности.

Я не могу представить себе персонифицированного бога, прямо влияющего на поступки людей и осуждающего тех, кого сам сотворил. Не могу. Не могу сделать этого, несмотря на то что современная наука ставит под сомнение – в известных пределах – механическую причинность. Моя религиозность состоит в смиренном восхищении безмерно величественным духом, который приоткрывается нам в том немногом, что мы, с нашей слабой и скоропроходящей способностью понимания, постигаем в окружающей действительности. Нравственность имеет громадное значение – для нас, а не для бога...

Внимательно, не перебивая, слушавшего Эйнштейна Сергея Тимофеевича особенно подкупила афористичная фраза ученого: «Наука без религии хрома, а религия без науки слепа». Словом, инцидент был исчерпан. После этой встречи, вспоминал Коненков, их на долгие годы связали «теплые, дружеские отношения».

Религиозные воззрения Эйнштейна и впрямь были довольно своеобразны. Родители его не были религиозны. Но сына отдали в католическую школу, одновременно с этим он получал частные уроки по иудаизму. Все это создало то, что Эйнштейн позднее называл «религиозным раем юности». В то время он соблюдал некоторые религиозные правила. Например, не ел свинину. Но вот кипа не держалась на его мятежной голове. К 12 годам Альберт стал серьезно задаваться вопросами об истинности большинства библейских историй.

Он так часто произносил слово «бог», что вводил этим людей в заблуждение. На самом деле, признавался Эйнштейн, «я верю в бога Спинозы, который раскрывается в гармонии всего сущего, а не в того бога, который управляет судьбами и поступками людей».