Виктор Шустиков - Футбол на всю жизнь

Однако вскоре в сборной произошла очередная «смена караула», и для Валерия начались тяжелые дни. В отличие от Бескова, тонкого ценителя истинно прекрасного в футболе, Николай Петрович Морозов не понимал Воронина, не сумел увидеть его неисчерпаемых возможностей, своеобразия дарования.

Что еще сказать мне о моем друге? Как и многим нашим игрокам экстра–класса, Валерию было свойственно прекраснейшее из спортивных и человеческих качеств — верность. Когда талант Валерия расцвел, к нему поступало много самых заманчивых предложений. Но он отмахивался от них, как от назойливых мух, рассказывал нам о визитах зазывал со смехом, с иронией и потом, уже совершенно серьезно, говорил:

— Никуда я не пойду из «Торпедо».

И действительно не ушел. Более того, он был одним из тех «китов», на которых наш клуб, пережив трагедию шестьдесят третьего года, сумел устоять под ударами судьбы и вновь выйти в число лидеров советского футбола.

Прошли годы. И вот сегодня я снова часто встречаю двух замечательных некогда хавбеков. И невольно думаю: кто бы мог предположить, что так сложится их судьба? Коля Маношин, я бы сказал, полностью использовал свои возможности. Он закончил военный факультет Института физкультуры имени Лесгафта, много работал над повышением своих знаний.

Недавно в Московском городском комитете физической культуры (примерно, в январе семьдесят четвертого) решили собрать бывших преподавателей и воспитанников футбольной школы молодежи. Здесь я и увидел Маношина — стройного, подтянутого, одетого в форму капитана Советской Армии. Мы долго расспрашивали друг друга о житье–бытье. Коля рассказал, что назначен главным тренером Вооруженных Сил по футболу, поделился своими планами.

Конечно, в разговоре — как всегда, когда встречаются старые торпедовцы, — вспомнили о Воронине.

— Ты его видишь? — спросил Николай.

— Да, вижу. Мы ведь живем рядом. Да лучше бы не видеть…

— Все так же?

— К сожалению.

И мы молчим горестно, пожимаем плечами и не смотрим в глаза друг другу, словно стыдимся чего–то и перед кем–то виноваты. А ведь мы и в самом деле виноваты перед ним. Все вместе.

В течение первых пяти–шести лет моего пребывания в команде мы все видели в Валерии пример для подражания. Его трудолюбие, серьезность отношения к тренировкам, искреннюю любовь к футболу, умение правильно и предельно рационально строить режим можно было брать за образец. И его скромность, невосприимчивость к славословию тоже.

Однако тонкость его натуры, поэтичность, я бы даже сказал, аристократизм в сочетании с его личным обаянием и большой популярностью, как это ни странно, сыграли с Валерием плохую шутку.

Воронин как магнит притягивал к себе людей. У него было огромное количество знакомых и друзей. Причем среди них были люди, представляющие интересный, заманчивый для Валерия мир театра, искусства, журналистики. Он стал своим человеком в спортивной редакции агентства печати «Новости», в театре «Современник», на

киностудии «Мосфильм»… К сожалению, как часто бывает, вокруг знаменитостей больше оказывается мнимых друзей, чем истинных. А дружба обязывала. Она обязывала заслуженного мастера спорта Воронина удовлетворять желание своих многочисленных приятелей удостоверить, так сказать, документально их близость с признанной «звездой» зеленого поля. А способ для этого существует лишь один — застолье.

Валерий долго и искренне сопротивлялся всевозможным соблазнам, но, увы, он не оказался тем железным человеком, который может пройти без моральных потерь сквозь медные трубы.

И Воронин начал поддаваться натиску всевозможных искушений. Сначала медленно, постепенно. То, что происходило с ним в шестьдесят шестом, шестьдесят седьмом году, видели в ту пору только мы, игроки «Торпедо». Видели, но делали вид, что не видим.

Конечно, судьбу свою решает прежде всего сам человек. Но мы не пробовали бороться за него. Тренеры не желали портить отношения с известным, признанным, пользующимся огромным авторитетом игроком. Ребята считали, что проявить к нему строгость, сказать в глаза, что он подводит их, — значит совершить нетоварищеский поступок. Сделай какой–нибудь новичок хоть сотую долю того, что делал Валерий, — с него бы, как говорится, семь шкур спустили. А тут отвратительная игра в молчанку. В существовании «двух законов» в наших футбольных и хоккейных командах — один для «звезд», другой для «обыкновенных смертных» — одна из причин того, что иногда мы бессмысленно несем тяжелые людские потери. Сначала — в спорте. Потом — в жизни.

К сожалению, почти так же не сумел выдержать экзамен на зрелость, на умение найти свое место в жизни наш левый крайний Олег Сергеев. А я вспоминаю с нескрываемым удовольствием того Олега, крепкого физически, выносливого, сильного, который мог совершать бесчисленное количество своих челночных рейдов по краю, изматывая, истощая до предела защитников соперника.

— Ваш Сергеев — сущий дьявол, — жаловались они не раз.

Мы знали замечательные качества нашего форварда и использовали его на полную мощь. Часто именно его неутомимость, активность, зажигательность были той искрой, которая приводила в движение торпедовский механизм и задавала необходимый ритм. Так было в матче первого круга чемпионата СССР 1960 года против ЦСКА. Это была наша первая в сезоне встреча с армейцами, от нее ждали многого, и стадион в Лужниках был полон.

Звучит свисток судьи. Центровая тройка разыгрывает мяч, отдает его в глубину. Начало спокойное, чинное, академичное. Следует пас Сергееву. И вдруг все преобразилось. Наш левый крайний делает резкий рывок вдоль ленточки, обходит кого–то из армейцев, срезает угол к штрафной. Кто–то бросается ему наперерез, Олег успевает откинуть мяч Иванову, Валя в одно касание выдает пас «на ход» Гусарову, следует удар, и даже великолепный бросок Разинского не спасает положения. Счет открыт. На 59‑й секунде!

Еще не стих гул на трибунах, а Олег, словно заведенный, уже дважды прорывался к чужим воротам. По нему, словно по камертону, мы настроились на бурный, неизменно нарастающий темп. Удар Гусарова — 2:0. Три великолепных прохода Сергеева. Защита армейцев явно не выдерживает его рывков. Багрич вынужден остановить Сергеева откровенно грубым приемом. Штрафной исполняет Иванов. Он вовремя заметил «брешь» в стенке, пас Гусарову, и тот великолепным ударом доводит счет до 3:0. А на 31‑й минуте сольный проход Сергеева и его «шут» заставляют наших соперников в четвертый раз начать с центра. Только однажды потерпели такое поражение от автозаводцев армейцы, это было в 1946 году, когда с тем же счетом (0:4) уступили им в дополнительной тридцатиминутке кубковой встречи.