Хамфри Карпентер - Джон Р. Р. Толкин. Биография

Разумеется, Толкин нимало не колебался насчет того, какое из отделений ему выбрать. Он намеревался посвятить себя лингвистике. В наставники ему назначили Кеннета Сайзема, молодого новозеландца, который работал помощником у Э. С. Нейпира, профессора английского языка и литературы. Встретившись с Сайземом и ознакомившись с программой обучения, Толкин «впал в панику: я не понимал, как это можно растянуть на два года и триместр добросовестной работы». Все выглядело чересчур простым и знакомым: Толкин уже успел проштудировать многие из текстов, которые ему полагалось прочитать, и даже неплохо знал древнеисландский, который должен был стать его основной специализацией (под руководством У. Э. Крейги, специалиста по исландскому языку и литературе). Кроме того, поначалу Сайзем показался не слишком многообещающим наставником. Это был тихий молодой человек всего на четыре года старше Толкина — и уж, разумеется, не обладавший яркой индивидуальностью Джо Райта. Но он был добросовестным и трудолюбивым ученым, и вскоре Толкин привязался к нему и проникся к нему уважением. Что же до работы, Толкин теперь проводил за письменным столом больше времени, чем во времена учебы на классическом факультете. Учиться оказалось труднее, чем он думал, потому что требования на английском факультете Оксфорда были очень высокие. Но он достаточно хорошо овладевал предметами, входившими в программу, и вскоре уже писал длинные и сложные работы: «Проблемы распространения фонетических изменений», «Удлинение гласных в древне–и среднеанглийский периоды» и «Англо–норманнский элемент в английском языке». Особое внимание Толкин уделял изучению западно–мидлендского диалекта среднеанглийского, поскольку этот диалект ассоциировался с детством и его предками; кроме того, он читал множество древнеанглийских текстов, которые ему прежде не встречались.

Среди этих текстов был «Христос» Кюневульфа, собрание англосаксонских религиозных стихов. И две строки из поэмы запали в душу молодому Толкину:

Eala Earendel engla beorhtastofer middangeard monnum sended.

«Привет тебе, Эарендель, светлейший из ангелов, над средиземьем людям посланный». В англосаксонском словаре «Earendel» переводится как «сияющий свет, луч», но здесь это слово, очевидно, имеет какое–то особое значение. Сам Толкин интерпретировал его как аллюзию на Иоанна Крестителя, но полагал, что первоначально слово «Эарендель» было названием звезды, предвещающей восход, то есть Венеры. Слово это, обнаруженное у Кюневульфа, взволновало его, непонятно почему. «Я ощутил странный трепет, — писал он много лет спустя, — будто что–то шевельнулось во мне, пробуждаясь от сна. За этими словами стояло нечто далекое, удивительное и прекрасное, и нужно было только уловить это нечто, куда более древнее, чем древние англосаксы».

А в предмете, бывшем его специализацией, нашлось еще больше пищи для воображения. Древне–норвежский (или древнеисландский — эти названия взаимозаменяемы [В России более принят термин «древнеисландский», поскольку большинство памятников этого языка созданы именно в Исландии]) — язык, привезенный в Исландию норвежцами, бежавшими из родной страны в IX веке. Толкин уже был немного знаком с древнеисландским, а теперь принялся углубленно изучать произведения, написанные на этом языке. Он читал саги и «Прозаическую», или «Младшую Эдду». Он также обратился к «Поэтической», или «Старшей Эдде», и обрел древнюю сокровищницу исландских мифов и легенд.

«Старшей Эддой» называется собрание поэм, часть текстов которых сохранилась не полностью или испорчена. Основная рукопись памятника датируется XIII веком. Но большинство поэм гораздо старше и, возможно, восходит к периоду до заселения Исландии. Песни «Старшей Эдды» делятся на героические, повествующие о мире людей, и мифологические, где говорится о деяниях богов.

Самой выдающейся из мифологических песен «Старшей Эдды» является «Voluspa» или «Прорицание вельвы», то есть «пророчицы», где рассказывается об истории мира, космоса, начиная от его создания, и предрекается его судьба в будущем. Наиболее примечательная из всех германских мифологических поэм, «Прорицание вельвы», восходит к эпохе конца северного язычества, когда на смену старым богам вот–вот было должно прийти христианство; однако «Прорицание» в своем описании языческого космоса сохраняет дух живого мифа, ощущение благоговения и таинственности. И, разумеется, Толкин не мог остаться равнодушным к этому духу.

В течение месяцев, последовавших за воссоединением влюбленных, вопрос о религии Эдит оставался весьма болезненным для них обоих. Для того чтобы церковь Рональда могла благословить их брак, Эдит следовало перейти в католичество. Теоретически Эдит этому только радовалась — более того, она полагала, что их семья когда–то, давным–давно, была католической. Но на деле проблема оказалась не из простых. Эдит принадлежала к англиканской церкви и вела достаточно активную деятельность в своей общине. Ведь в те три года, что Эдит провела в разлуке с Рональдом, немалая часть ее жизни была сосредоточена на приходской церкви в Челтнеме, и девушка принимала большое участие в церковных делах. Естественно, что к этому времени Эдит занимала достаточно видное положение в приходе — а приход был весьма достопочтенный, типичный для этого фешенебельного городка. И вот теперь Рональд требует, чтобы она отказалась от всего этого и стала ходить в церковь, где ее никто не знает… С этой точки зрения перспектива перехода в католичество рисовалась далеко не столь радужной. К тому же Эдит боялась, что «дядя» Джессоп, у которого она жила, может разгневаться: он, как и большинство людей его возраста и социального положения, был заклятым врагом католичества. Позволит ли он ей остаться в своем доме до брака, если она вздумает стать «паписткой»? Положение было очень неловкое; и Эдит предложила Рональду обождать до тех пор, пока они не заключат официальной помолвки или пока не приблизится время свадьбы. Но Рональд и слышать об этом не желал. Он хотел, чтобы Эдит перешла в католичество немедленно. Англиканскую церковь он терпеть не мог и называл ее «жалким и размытым месивом полузабытых преданий и искаженных верований». А если Эдит подвергнется преследованиям за свое решение перейти в католичество — что ж, ведь с его дорогой матушкой было то же самое, и она–то это пережила! «Я искреннейше верю, — писал он Эдит, — что малодушие и мирские страхи не должны препятствовать нам неуклонно следовать свету». Надо заметить, что сам он вновь начал регулярно ходить к мессе и, очевидно, предпочел забыть о своих прошлогодних прегрешениях. Очевидно, что он принимал вопрос о переходе Эдит в католичество близко к сердцу. Возможно, это отчасти было также испытанием ее любви, после того как Эдит изменила ему, обручившись с Джорджем Филдом, хотя сам Толкин в этом ни за что бы не признался.