Джеффри Робертс - Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь «холодной войны»

С первых же дней войны Сталин начал лично вести активную переписку с британским премьер-министром Уинстоном Черчиллем и американским президентом Франклином Д. Рузвельтом. До 1939 г. Сталин редко принимал иностранных гостей, не считая коммунистических единомышленников. В период советско-германского пакта генсек стал играть в дипломатии более заметную роль, но лишь после июня 1941 г. он стал часто общаться с прибывшими дипломатами, политиками и другими высокопоставленными лицами.

Возросшая роль Сталина в принятии внешнеполитических решений едва ли кого-то удивила, учитывая тесную связь между дипломатией и военной стратегией. С самого начала Сталин и Молотов отдавали себе отчет, что они сражаются с Гитлером не только на поле боя, но и на политической и дипломатической арене. Война – и последующий мир – будет выиграна или проиграна не только в сражениях, но и при помощи тех политических союзов, которые удастся создать каждой из сторон.

Больше всего Советы боялись, что нападение Германии спровоцирует в мире радикальные перемены, и события будут развиваться по кошмарному сценарию: СССР будет воевать с огромной капиталистической коалицией, которая на время забудет о собственных разногласиях, дабы победить общего коммунистического врага. С точки зрения Сталина и Молотова, такой сценарий событий не казался таким уж фантастическим, поскольку оба руководителя уже имели опыт борьбы с антибольшевистским альянсом во время Гражданской войны 1918–1921 гг. Такие страхи были безосновательны, но Сталин и Молотов с подозрением относились к своим западным союзникам вплоть до 1943 г., когда СССР стал побеждать в войне.

Сложно судить, какое влияние оказал Молотов на образ мыслей и действия Сталина в области внешних отношений. Но, вероятно, будет вполне справедливым заключить, что иностранная политика СССР в военные годы являлась результатом сотрудничества этих двух государственных деятелей, при том, что Сталин занимал руководящую позицию. Молотов повсюду сопровождал Сталина, и диктатор поручал ему подготовку брифингов и черновых документов, в том числе его писем к Черчиллю и Рузвельту. Нет ни одного свидетельства в пользу того, что Молотов мог иметь взгляды, радикально расходящиеся с мнением вождя (они появятся позже, во время «холодной войны»). Редкие примеры заметных несоответствий в их политических позициях были следствием того, что Молотов не понял точку зрения Сталина, либо она изменилась; и тогда нарком быстро перенимал ее.

На посту сталинского зама в Государственном Комитете Обороны Молотов выполнял самые разные обязанности в дополнение к своим функциям наркома иностранных дел. Он подписал более половины из тех десяти тысяч декретов, которые издал комитет за всю войну. Среди прочего Молотов руководил такими заданиями, как эвакуация советской промышленности из военных регионов, производство танков и первая научная программа по созданию атомного оружия – за эту работу он был в 1943 г. удостоен звания Героя Социалистического Труда. В августе 1941 г. нарком возглавил большую делегацию членов Политбюро, командированную в Ленинград.

Ее направили укрепить оборону города накануне неминуемой немецкой блокады. В октябре 1941 г., когда немцы приблизились к столице, Молотову поручили организовать эвакуацию в Куйбышев московского дипломатического корпуса и его собственного комиссариата. Похоже, огромная нагрузка, которую нес нарком, на сей раз одолела его. Польский полпред Станислав Кот вспоминал, что, когда он встретил Молотова в Куйбышеве, тот был «невероятно вымотанный, целиком и полностью занят серьезностью ситуации, но, несмотря ни на что, прилагающий все усилия, чтобы справиться с усталостью»4.

Впрочем, роль Молотова в ГКО была вторичной относительно его обязанностей наркома иностранных дел. После нападения Германии его главной дипломатической задачей стало обеспечение сотрудничества с Британией и США. Это оказалось проще, чем можно было ожидать, учитывая активное взаимодействие СССР с нацистской Германией за последние полтора года.

На следующий день после немецкой атаки Черчилль объявил о безусловной солидарности с СССР в борьбе с Гитлером. На пресс-конференции 24 июня Рузвельт заявил, что американская программа помощи, т. н. ленд-лиз, будет теперь распространяться и на СССР. 12 июля Англия и Советский Союз подписали соглашение о совместных действиях в войне против Германии. В конце июля Рузвельт отправил в Москву своего личного представителя Гарри Гопкинса для обсуждения американской поддержки советской военной деятельности. В начале августа оба государства обменялись нотами с официально оформленными обещаниями Америки по обеспечению СССР материалами военного назначения.

В конце сентября британский министр запасов и снабжения лорд Бивербрук приехал в Москву вместе с Авереллом Гарриманом, возглавлявшим рузвельтовский ленд-лиз в Лондоне, чтобы подписать подробное соглашение об англо-американских поставках в Россию. Официально советскую делегацию на переговорах возглавлял Молотов, но по факту обсуждениями руководил Сталин. Большая часть бесед касалась хозяйственных вопросов, но на второй встрече с Бивербруком и Гарриманом 30 сентября Сталин сделал замечание более общего характера: «Я думаю, что наше Соглашение с Англией о сотрудничестве против Германии и о незаключении сепаратного мира следовало бы превратить в союзный договор, который охватывал бы не только военный, но и послевоенный период»5. Эту же мысль генсек высказывал в переписке с Черчиллем. 8 ноября он написал британскому премьеру, что необходимо внести ясность в вопросе о «целях войны и о планах организации дела мира после войны». Иначе, продолжал Сталин, не будет обеспечено взаимного доверия в советско-английских отношениях6. В ответ Черчилль отправил в Москву своего секретаря по иностранным делам Энтони Идена для переговоров с СССР. Именно на это и рассчитывали Сталин и Молотов, предпринимавшие свою первую крупную дипломатическую инициативу в период войны: они пытались обсудить с Британией послевоенное соглашение о сферах влияния.

ИДЕН В МОСКВЕ

15 декабря Иден прибыл в Москву в сопровождении Ивана Майского, советского посла в Лондоне. Их встретил Молотов, и на следующий день всех троих принял Сталин. СССР предложил два советско-британских соглашения, одно по военной взаимопомощи, другое – по урегулированию послевоенных сложностей. Важно отметить, что второе соглашение сопровождалось секретным протоколом, который был посвящен переделу европейских рубежей по окончании войны. Во-первых, СССР полагались границы, существующие на июнь 1941 г. (т. е. включая Эстонию, Латвию, Литву, Западную Белоруссию, Западную Украину, Бессарабию и Северную Буковину, а также территории, уступленные Финляндией в марте 1940 г.). Советско-польская граница более-менее совпадала с Линией Кёрзона; утраченные земли компенсировались Польше за счет немецких территорий. Во-вторых, Чехословакии, Греции, Болгарии, Албании и Югославии возвращались их довоенные границы, причем последняя получала итальянский Триест. В-третьих, Турции доставались архипелаг Додеканес, кое-какие болгарские земли и, возможно, часть сирийской территории в обмен на нейтралитет. В-четвертых, следовало лишить Германию ее военной мощи путем различных мер по разоружению и разделу ее территорий. В-пятых, Британия заключит союз с Бельгией и Голландией, а СССР – с Финляндией и Румынией. Обе державы получат возможность разместить у союзников военные базы. В-шестых, за порядком в послевоенной Европе будет следить военный альянс демократических стран, возглавляемый неким центральным советом или аналогичным органом7.