Сергей Труфанов - Святой черт

А он продолжал: «Пусть тогда епископы пощелкают зубами. Они тебя ненавидят, вот царь и хочет почтить тебя. Епископы люди жестокие, как дьяволы. Папа говорит, что если бы они ласкали Л. Н. Толстого, то он бы без покаяния не умер. А то они сухо к нему относились. За все время только один Парфений и ездил к нему беседовать по душе. Гордецы - они!»

Все это он мне говорил в самом конце июня месяца 1911 года.

В этот же день, помню, я ставил Григория пред иконой и говорил: «Григорий! Покайся в том, в чем тебя обвиняют. Правду про тебя пишут?»

Он погрозился на меня пальцем и сказал: - «Что ты, чудак. Всякому вздору веришь? Мотри у меня!»

Я испугался и замолчал, удивившись искренно своей дерзости и смелости.

Приготовления к Саровскому паломничеству шли своим чередом. Каждый вечер в монастырь собиралась масса народу, шла запись, выдавались билеты… Было много бедняков, которым не на что было поехать в Саров. Григорий этим воспользовался, чтобы попробовать в последний раз поднять свой авторитет и значение среди моих почитателей. Он предложил народу 3000 руб. на нужды бедных, обещая эти деньги исхлопотать. Народ благодарил Распутина, а он пошел в келью и написал телеграмму государыне, прося ее немедленно выслать 3000 руб. на паломничество в Саров.

Я, конечно, очень заинтересовался этим. Меня особенно подмывало то, что хотелось воочию убедиться еще раз, имеет ли при дворе Григорий силу, а, быть может, он все врет, что мне говорил.

На другой день, как предполагал Распутин, денег не пришло. Атмосфера в настроении всех стала сгущаться; каждый думал: «А ну-ка - что, пришлет царица деньги или не пришлет?» Больше всех, конечно, волновался Григорий.

Пришли ко мне Лаптинская и Лохтина и говорят: «Беда! У отца Григория кровь из горла пошла, уж больно он волнуется, что царица долго денег не шлет».

На четвертый день деньги пришли. Камер-юнкер Пистолькорс писал: «Аннушка передала от мамы 3000 руб. на Саровское паломничество. Замедление произошло, потому что мама сначала не разобрала, куда устраивается паломничество; сначала думала, что в Саратов, к Гермогену, а потом поняла свою ошибку и немедленно дала деньги для отсылки по назначению. Любящий А. Пистолькорс».

После получения денег Григорий заявил, что он через день уезжает в село Покровское.

Явились ко мне Лохтина и Л. и начали говорить, что нужно как можно торжественнее проводить о. Григория, нужно поднести ему хорошую икону, цветы и подарок дорогой. Он сам этого желает. Я повиновался.

В воскресный день я приказал пройти по народу с тарелкой и собрать денег на проводы Распутина.

Народу было в храме очень много, но собрано было только 29 рублей. На эти деньги я послал купить дешевенькую икону и такой же чайный сервиз.

Между тем, Л. и Лохтина, зорко следившие за приготовлениями, узнали об этом, прибежали ко мне и начали кричать: «Вы уже послали за подарками отцу Григорию?»

- Послал. А что?

- Да что вы, с ума сошли? Такому великому человеку да такую дрянь подносить? Что же народ скажет?

- Народ уже сказал свое слово: он бросил на тарелку только 29 руб., а на подарки у меня денег нет.

- Ах! Так дело только в деньгах. Что же вы не скажете отцу Григорию. Мы сейчас же принесем деньги.

Они убежали и через пять минут принесли 300 р.

- Вот деньги!

- Ну, идите сами и покупайте, что знаете.

Они пошли и купили дорогую икону и дорогой серебряный чайный сервиз.

Распутин тоже внимательно следил за всею этою историею. Вечером того же дня, когда покупали подарки, Григорий в доме Рыбакова учительнице Тоне Рыбаковой говорил буквально так: «Илиодор непочтительно относится к моему положению. Испортился. Разве он не знает, что он только мною и держится в Царицыне? Плохо ему будет».

Наступил день проводов. Собрался народ. Девочка Плюхина поднесла «старцу» букет цветов и сказала: «Как прекрасны эти цветы, так прекрасна душа ваша».

Кто-то поднес чайный сервиз.

Я, ломая все свое нутро, поднес икону и сказал речь. Когда говорил эту речь, то чувствовал, что каждое слово ее вылетает из моего горла, как иголка, ставшая поперек.

Григорий всем был очень тронут и начал держать речь к народу. Здесь, в первый раз за все время моего знакомства, он показался мне очень привлекательным. Тонкая, высокая фигура его, аккуратно перехваченная в пояснице талиею дорогой русской поддевки, как-то особенно важно выделялась и тянулась вперед, упираясь на тонкие ноги в дорогих лакированных сапогах. Григорий показался мне каким-то воздушным, готовым вот-вот сняться с высокого досчатого помоста, где он стоял, улететь, но только не на небо, а в преисподнюю. Вымытые волосы его и борода, слегка развеваемые ветром, красиво метались во все стороны, как бы играя между собою и нарочно сталкиваясь. Он говорил отрывисто, твердо и звучно. Речь его дышала серьезностью и силою. Говорил недолго. Мне запомнились следующие слова из его речи: «Да! Враги восстали на меня. Думали, что мне конец. Нет. Шалишь. Им конец, но не мне. Кто они? Червяки, которые ползают на внутренней стороне покрышки кадушки с кислой капустой. Вот кто они! Хотели осадить меня. Пусть помешкают!»

Из монастырского двора пошли провожать Григория на пароходную пристань. С верхней палубы парохода Григорий говорил еще речь тоже о врагах.

II

ЖЕРТВЫ СТАРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РАСПУТИНА

Приготовься, читатель, увидеть в этой главе нечто скверное и отвратительное.

Преимущественное содержание «старческой» деятельности Распутина - это врачевание в людях так называемых блудных страстей.

Снимать блудные страсти, по словам «старца», - великий дар, данный Распутину самим Богом за его усиленные подвиги поста и молитвы.

Распутин за время своей деятельности снимал страсти как с женщин, так и с мужчин.

Конечно, женский пол, как слабый, и вообще легко поддающийся влиянию разного рода «бесов», обращал на себя особое внимание «старца».

В деле врачевания мужчин «старец», право не знаю почему, имел весьма ограниченное поле, но зато во врачевании женщин и девушек судьба очень щедра для «великого старца»: она отвела ему широкое, прямо-таки необозримое поле «подвигов».

Старец начал «лечение» с самых низов; начал со странниц и монахинь.

Чаще всего он врачевал женский пол легкими способами, как более невинными и мало заметными.

На его деятельность в этом направлении я достаточно насмотрелся во время приездов его в Царицын, особенно в первый раз, когда народ бегал за ним, принимая его за действительного прозорливца и целителя.

Здесь Распутин положительно в каждом доме, где я бывал с ним, сначала руками «свидетельствовал» всех женщин и девушек, конечно, молоденьких и красивых, а потом начинал целовать. Целовал долго, несколько раз; целовал в доме, а потом на дворе. Конечно, я спрашивал его: «Брат Григорий, для чего ты женщин целуешь?»