Альгирдас Шоцикас - Четвертый раунд

Во втором раунде я решил немного помочь противнику и раскрыл голову, будто попался на его финты и стараюсь понадежнее прикрыть печень. Венгр прыгнул, будто им выстрелили из пушки, — длинный свинг обрушился туда, где только что находился мой незащищенный подбородок; но беда в том, что удара я ждал и уйти от него не составляло никакого труда. Зато сам Шараи нарвался на ответный встречный.

Венгр сел, но тут же вскочил на ноги. Вижу, считает инцидент досадной случайностью. Тем лучше. Атакую теперь сам — боковым в голову. Шараи вздергивает вверх руки и получает прямой в печень; резко распрямляюсь и, не глядя, вторично бью левой же в голову — знаю, что противник уже успел опустить локти.

Так и есть. Шараи на полу. Подниматься, судя по всему, не собирается.

— За что боролся, на то и напоролся, — шутят ребята в раздевалке. Им весело: они свои бои тоже выиграли.

Труднее всего пришлось тбилисцу Габриэлю Ханукашвили. Перед встречей он повредил себе ребро. Любое движение вызывало нестерпимую, острую боль, а в легчайшем весе, если хочешь победить, двигаться надо особенно проворно.

Ханукашвили победить очень хотел. И оба его соперника, румын Маргарет и поляк Круза, даже не заметили, что Ханукашвили выходил на ринг с травмой. Темп, в котором он провел оба боя, оказался настолько высок, что противникам было не до наблюдений.

Отлично провели поединки и остальные. Булаков, например, нокаутировал обоих своих соперников — чемпиона Румынии Секоана и чемпиона Венгрии Сарта.

Моя вторая встреча с поляком Флишиковским прошла примерно в том же духе. Поляк от излишка боевого запала бросился на меня с места в карьер в первом же раунде. Он молотил кулаками до тех пор, пока я не остудил его пыла ударом в солнечное сплетение. Он лег, и судья сосчитал над ним до десяти.

В Будапеште я получил свою первую золотую медаль. Еще пять медалей привезли в Москву мои товарищи по команде. Не удалось добиться первых мест лишь двоим нашим боксерам: Ханукашвили, который проиграл финальный бой олимпийскому чемпиону венгру Чику, и средневесу Когану. Что касается Когана, то его противником в финальном бою оказался сам Ласло Папп. В тот раз я его увидел на ринге впервые. Все свои бои Папп закончил досрочно. Финальную схватку он провел тоже очень уверенно, послав Когана в третьем раунде одним из своих мощных боковых ударов в нокаут.

Папп хотя и работал в типичной для боксера-левши правосторонней стойке, но на самом деле левшой не был. Его стремительный правый крюк через плечо противника всегда оказывался неожиданным — не внезапностью самого удара, а его неожиданной сокрушительной мощью. Ведь обычно от тех, кто работает в правосторонней стойке, ждут сильного акцентированного удара слева, а не справа; и Папп умело пользовался в бою этим своим преимуществом. До него в боксе были известны лишь так называемые скрытые левши. Папп же сумел перехитрить всех: он явился на ринг в редкостной роли скрытого правши. Именно такой коварный удар и отправил Когана в нокаут.

Домой мы возвращались в праздничном настроении. Советский спорт одержал в Будапеште блестящую и, можно сказать, сверхубедительную победу. Из 134 золотых медалей 114 завоевали наши спортсмены, а вместе с ними, естественно, и общекомандное первенство.

Но больше всего меня, конечно, обрадовали успехи моих земляков, литовских спортсменов. Мне навсегда врезалась в память встреча, которую нам устроили в Вильнюсском аэропорту. На летном поле собралась целая толпа. Тут были и спортсмены, и представители общественности, и просто болельщики, любители спорта. Нас буквально забросали цветами. А потом прямо у самолета как-то сам собой устроился импровизированный митинг. Долгих речей никто не говорил, просто каждый выразил, как умел, свою радость.

Эта теплая, какая-то по-домашнему непринужденная и вместе с тем очень эмоциональная встреча лишний раз подтвердила, как щедро и искренне любят у нас в Литве спорт. А знать это — для спортсмена великое дело.

Отметила успехи литовского спорта и пресса. Одна из газет не поскупилась даже на поэтичное слово. В своем обозрении, посвященном лучшим людям республики — героям труда, искусства и науки, — были и строки, адресованные нам, спортсменам:

Повсюду над Литвой свободной,подняв перчатку чемпиона,проходит Шоцикас в строю.Он год от года неуклонночеканит технику свою.Здесь три Микенаса. И каждыйуже прославлен не однажды:ваятель, мастер, рекордсмен.Микенас — скульптор вдохновенный,Микенас — шахматист отменный,Микенас — признанный спортсмен.

Я привел здесь эти строки, выражающие в шутливой форме вполне серьезное признание спортивных заслуг, вовсе не потому, что в них попало заодно и мое имя — вместо него можно было назвать десятки других имен, в Литве к тому времени появилось немало отличных спортсменов, — просто мне лишний раз хочется подчеркнуть, что успех на борцовском ковре или за шахматной доской, на ринге или на гаревой дорожке никогда не воспринимается только как личный успех, он неизбежно становится достоянием многих — всех, кому дорог спорт. Я понял это не сразу, но, когда понял, жизнь моя обрела новый, более глубокий и емкий смысл. А вместе с тем и иную меру ответственности.

Когда несколько месяцев спустя я начал готовиться к новой зарубежной поездке — на этот раз в Варшаву, на международный турнир по боксу, — чувство тревоги овладело мною уже всерьез. Понимая, что меня берут не ради увеселительной прогулки, я заранее задавался вопросом: а что будет, если не удастся оправдать оказанное доверие?

— Отберут перчатки и заставят до самой пенсии подметать ринг! — смеялся в ответ Заборас, стараясь шуткой отвлечь меня от моих переживаний. Они ему казались наивными. — А может, тебя это устраивает? Дело-то бесхлопотное: пыли на ринге не бывает. Радоваться надо, а он нос повесил…

— Неприятно, когда ждут результатов, — пытался объяснить я.

— Так если бы их от тебя не ждали, зачем тогда тебя посылать? Проигрывать можно и у себя дома, незачем ради этого в Варшаву ехать.

— А если все же проиграю?

— А где ты видел боксера с гарантией на победу? Спорт — не часовой завод, талонов на безотказную работу не выдает.

— Но раз выбрали, значит должен оправдать надежды, — упрямо стоял я на своем.

— Правильно! — заключил Заборас. — Кончай трепаться и начинай оправдывать. Тебя мешок уже больше часа ждет…

Я шел к мешку и вымещал на нем все свои треволнения.

Тревоги мои можно было понять. Золотая медаль чемпиона страны принадлежала не мне и, если проиграю, думал я, получится, будто я всех обманул, прикинулся не тем, чем являюсь на самом деле. По своей тогдашней неопытности я забывал, что в состав сборной меня включили не по моей просьбе, на которую я, разумеется, никогда бы и не осмелился, а решением тренерского совета. Там, конечно, знали, что у меня мало опыта, но именно за ним меня и отправляли. Новичков надо обстреливать, и чем скорее, тем лучше; ветераны не вечны. В этом, собственно, и заключалась главная цель поездки.