Татьяна Михайловна Соболева - В опале честный иудей

Советские писатели принадлежали к особо привилегированной части общества, высокооплачиваемой, правящей партией опекаемой, поощряемой. Им, к примеру, не приходилось ждать оплаты труда по его результатам, по его реализации, т.е. скромно жить в ожидании гонорара после продажи тиража книги. Они получали авторское вознаграждение одновременно с выходом издания в свет, так сказать авансом. Качество нового творения мало кого беспокоило. Не беда, что не простаивала бумагорезательная машина, нож которой неустанно кромсал нераскупленные книги. Никто не подсчитывал убытки, никто не «прогорал»: здесь расходовались средства бесконтрольные, бессчетные, что шли по статьям идеологической обработки умов. На это денег не жалели... За авансы, выдаваемые партией своим «помощникам» (выражение Н. Хрущева), советские писатели расплачивались. Утратой человеческого достоинства, чести, честности, честности в самом главном и святом для творческой личности. Лживыми произведениями о счастливой советской социалистической действительности они помогали оглуплять народ, внушать ему заведомо фальшивые, путаные ориентиры, цементировали литературным враньем обреченный, разлагающийся режим, усердно выискивали признаки здоровья и красоты у полутрупа. У вернопроданных (так называл их Ал. Соболев) советских писателей днем с огнем невозможно было найти не то что много слов - даже полслова, намека на укор существовавшей власти. Подпевалы-конъюнктурщики. Ал. Соболев называл их еще вечными «именинниками» - за групповые выезды на юбилеи в разные города страны. Жизнь-праздник. Их исключительная ценность для страны выражалась и подчеркивалась интенсивным поблескиванием орденов и лауреатских знаков, коими они увешивались по формуле: «ты — мне, я — тебе», т.е. по взаимоприятному и взаимовыгодному представлению друг друга к наградам. Конечно, при содействии соответствующих отделов ЦК партии. Спайка была мертвая - и в прямом, и в переносном смысле слова.

Внезапным, ослепительно ярким, как вспышка метеорита, пришествием «Бухенвальдского набата» к несчетным миллионам завороженных им слушателей Ал. Соболев молча, но твердо и убедительно доказал, что: во-первых, принадлежность к Союзу писателей еще не есть свидетельство особой одаренности. В противном случае «Бухенвальдский набат» должен был появиться обязательно из-под пера члена ССП; во-вторых, подлинно талантливые художественные произведения рождаются и без вдохновляющего присутствия членского билета ССП в кармане. Создав, не имея его, ставшую знаменитой антивоенную, антифашистскую песню, Ал. Соболев этим самым низвел билет ССП до пропуска к парткормушке для избранных, для партприближенных. Не более того; в-третьих, стать автором выдающегося произведения, оказывается, можно и не пресмыкаясь перед восседающими в кабинетах на Старой площади, не полируя дорогу туда языком и коленками.

Первое, второе, третье и... Король-то голый!

Согласитесь, таких трех «открытий» с лихвой хватило для лютой ненависти к тому, кто имеет право ткнуть тебя носом в нечто крайне неприятное, кто в помыслах честен и чист, в творчестве независим, а главное — непродажен.

Я сроду не бывал в продаже,

нет, на меня не выбить чек.

Пусть цели не достигну даже, я все же есмь - человек!

Я не мечтаю о награде,

мне то превыше всех наград,

что я овцой в бараньем стаде

не брел на мясокомбинат.

Это Ал. Соболев о себе. Раз и навсегда. На всю жизнь. Стихотворение «Я расстаюсь со старым годом». Дата сочинения - 1979 г. Для публикации такого стихотворения в СССР не нашлось бы ни одного издания. Умножив собой число «строк-арестантов», оно увидело свет в упоминавшемся ранее сборнике стихов в 1996 г.

Что общего могло быть у слуг тоталитарного режима, советских писателей, с приверженцем и слугой правды Ал. Соболевым? Ни на йоту не изменяя своим убеждениям, он, уже автор «Бухенвальдского набата», пишет в 1963 г. стихотворение «Правда». Странно, верно? Пик славы песни, а поэт размышляет о величии правды, клянется быть верным ей до конца. Что ж, лишенный поддержки правящей партии, он ищет и находит опору для верности избранному пути в силе личных убеждений.

В упор глядишь глазами строгими, порой крута и грубовата, ты по Земле веками долгими шагаешь поступью солдата.

И не в обход путями торными, а напрямик, по бездорожью.

Бесстрашная и непокорная, всегда воюешь насмерть с ложью.

Непобедимая, великая, тебе я с детства дал присягу, всю жизнь с тобой я горе мыкаю, но за тебя - костьми я лягу!

Как всегда без надежды на удачу, скорее из озорства, желания поразвлечься, посмеяться, предложил он свою «Правду» газете «Правда». «Я принес вам “Правду”, которую ваша “Правда” не напечатает», - заявил с порога. Угадал. Вернувшись домой, присоединил «Правду» к другим «неудобопечатаемым» стихам, к «строкам-арестантам». На долгие годы, если точно - на 33 года, до сборника посмертного.

А стихи-то вполне добротные! Что помешало «Правде» предоставить им место на своих страницах? Причина в том, что ни один «правдист» не смог бы прямо и честно ответить на вопрос: почему советский человек - строитель коммунизма - с правдой горе мыкает? Это с какой же правдой? С советской правдой горе не мыкают. Помните: «Мне правда партии велела во всем всегда быть верным ей» - так заверил себя и партию А. Твардовский.

Ал. Соболев выбрал в качестве маяка и попутчика правду, которая «всегда воюет насмерть с ложью». Вот и получил в «Правде» от ворот поворот.

«НИЧЕГО НЕ ВИЖУ,

НИЧЕГО НЕ СЛЫШУ,

НИЧЕГО НИКОМУ НЕ СКАЖУ...»

Более подходящих к случаю слов не подобрать, если рассказывать об отношении к Ал. Соболеву руководства Союза советских писателей.

Та часть собратьев по перу, которая анонимным телефонным звонком объявила о себе Ал. Соболеву угрозой, все-таки его заметила, отметила появление на литературной арене, косвенно похвалила (а то чего бы так беситься?!). С возглавляющими ССП дело обстояло иначе - их прямым долгом в соответствии с должностными полномочиями и уставом ССП было словом и делом отозваться на приход бесспорного таланта, так неожиданно громко о себе заявившего. Уделить ему больше внимания, так как он пострадал на фронте, пригласить стать членом творческого содружества, поинтересоваться, как у него дела, не нужна ли поддержка, помощь, например в издании книжки, если рукопись уже подготовлена, узнать, каковы творческие планы, нет ли на подходе «второго набата», не надо ли поправить здоровье и т.д.

И отмерять благие слова и дела не тощенькой мензурочкой, а емким ковшом. Возможностей для щедрости имелось предостаточно: в руках и «под руками» находились издательства, а Литфонд обладал весьма солидными средствами, чтобы сеять добро широчайшими жестами. При желании.